Руки старика нащупали то, что искали — ржавый гвоздь.
Старый вояка нанес удар, целясь в горло дашнаку, но сноровка уже была не та. Дашнак успел уклониться от смертельного удара, и остро заточенная сталь вонзилась в плечо.
Ни единого звука не издал дашнак, лишь отшвырнул старика в сторону.
Вытащил гвоздь, посмотрел на него и отбросил в сторону.
Выпрямился, направил на старика луч фонарика — тот шарился по полу в поисках нового оружия.
Выждал несколько секунд.
— Сильвер, да скажи же ты ему! — умоляюще крикнул бродяга-болтун.
Рука старика нащупала обломок арматуры, но даже ухватить её как следует не успела.
Дашнак вытащил пистолет, направил на Сильвера и два раза нажал на спусковой крючок. Затем повернулся и посмотрел на болтуна.
Тот все понял без слов, и бросился было бежать, но безуспешно. Еще два выстрела, и возле каморки Сильвера наступила гробовая тишина.
Через минуту Старший вернулся к своим людям, которые все еще держали под прицелом обитателей Отстойника.
— Мальчишки, который обналичивал деньги, тоже нет, — тихо сказал ему один из дашнаков. — Возможно, ушли вместе.
Главарь посмотрел на дрожащих от страха людей, а затем равнодушно произнес:
— Всех в ноль.
«Как сообщает наш источник в ГУВД, среди почти четырех десятков убитых бездомных были обнаружены тела активистов молодежной экстремистской группировки «Дети Сварога». Заброшенный коллектор, прозванный в народе Отстойником, в ближайшее время будет полностью заблокирован, сообщил нам заместитель главы администрации Западного сектора Джапаридзе Заза Андроникович».
Глава 23
Я мстю и мстя моя…
Москва, 24 марта 2005 года
В голливудских фильмах про полицейских-пенсионеров обязательно присутствует такая сцена, где герой, находясь у себя в кабинете, складывает в коробку личные вещи, то подолгу их рассматривая, то не глядя бросая в коробку. При этом у героя каменно-скорбное выражение лица, а взгляд оживает лишь на несколько секунд, после чего снова становится печальным или холодно-равнодушным. Как правило, подобная сцена свидетельствует о том, что герой находится в офисе, где провел почти всю свою жизнь, в последний раз.
В отличие от полицейских, Лекс провел в офисе на Коровьем валу чуть больше года. Личных вещей в кабинете было немного, все они поместились в обычный полиэтиленовый пакет. А лицо Лекса при этом ясно выражало всего лишь одну эмоцию — глубокую, лютую ненависть к происходящему.
Последняя неделя была очень напряженная. Удар, нанесенный хакерами, был не просто болезненным — от него так и не удалось оправиться. В течение месяца после атаки «Путь» покинуло около 80 процентов пользователей. Какая-то часть из них попыталась даже отжать обратно вложенные деньги, подав судебные иски против кипрской «Даймонд Вэйс лимитед», которой официально принадлежала игра. Но иски — это чушь собачья. Они не получат ни цента, только зря потратятся на адвокатов. А вот с акционерами все было гораздо сложнее. Они не смогли простить потерю клиентуры.
На прошлой неделе у Лекса состоялся еще один разговор с Эмиром. На этот раз по скайпу. Такой же короткий, но более агрессивный.
Эмир, судя по айпишнику, находился в Эр-Рияде. Он сообщил, что его друзья, как и он сам, неудовлетворены происшедшим.
— Ты не смог удержать пользователей. Ты не смог найти и наказать виновных во взломе. Ты подвел меня и моих партнеров по бизнесу. Очень сильно подвел. Ты уже давно должен быть мертв, но так как ты написал для нас очень хорошую программу, я, рискуя своей репутацией, принял решение оставить тебя в живых.
«Спасибо огромное, ваше милосердие», — едва не сорвалось с языка Лекса.
— Завтра я пришлю в офис юристов. Они расскажут, что нужно сделать… подписать какие-то бумаги… Тебе придется уйти. Это самое большее, что я могу сделать ради твоей безопас-
ности.
Лекс вздрогнул. Он понимал, что все идет к тому, что его «уйдут», но, вопервых, не ожидал, что все произойдет так быстро, а вовторых, все же надеялся, что этого не произойдет.
— Эмир… — хрипло произнес он. — «Путь»… это все, что у меня есть…
— Не прибедняйся. У тебя есть еще два счета в «Бэнк оф Кипр». Около девяти миллионов, если я не ошибаюсь.
Он не ошибался. Лекс был уверен, что при желании Эмир мог бы назвать и номера счетов, и точные суммы, вплоть до евроцентов.
— Игра… это моя жизнь…
— Ты начал писать ее около четырех лет назад. Твоя жизнь — это четыре года?
Читать дальше