Алан Кубатиев - Вы летите как хотите !

Вронский пошел в кухню, произнося про себя "Большой Шлюпочный загиб" сорок четыре слова на одном дыхании. На последнем он внес тарелку с котлетой и собрался раскрошить ее вилкой, но тут мелькнуло черно-серое острие - мощный клюв подхватил котлету, подкинул ее в воздух, разинувшись, снова поймал, и тремя спазматическими толчками котлета была отправлена в зоб.

- Недуррно, - сказал Рейвен, откидываясь в кресле. - Очень недуррно.

- Неужели вы чувствуете вкус? - удивленно спросил Вронский, глянув на пустую тарелку.

- Рразве я дегустаторр? - каркнул Рейвен. - Мы рразличаем арроматы...

- Вернее будет сказать "запахи", - поправил Вронский.

- Благодаррю, зап-пахи. Дуррная прривычка прроглатывать срразу. Остается с птенцовой порры. Матеррь прриносит, а ты спешишь прроглотитть!..

Вронский уселся в кресло напротив.

- Как подвигается ваша работа? - учтиво осведомился он.

- Благодаррю, успешно, хотя и медленно, - гортанно отвечал Рейвен. Прроклятые бюррократы не дают рразвернуться. Aberr перрвая глава пррактически готова. Я обосновал, pourquоis великий Эдгарр вывел именно воррона и никого дрругого. Agrrree, согласитесь, никто другой не смог так точно отрразить воплощение неумолимого ррока для человека....

Рейвену жилось непросто: Птицы относились к нему настороженно - признавая его необходимость, они презирали его за тягу к очеловечению... Он явно платил им тем же: презирал за тупость и старческий идиотизм, к чему примешивалась еще и вечная вражда ночных и дневных Птиц...

В тот раз Рейвен первым подошел к нему и без предисловий прокаркал, что они однородцы и что он читал работу Вронского по диалектам малых врановых натуралов. Сергей так растерялся, что не сумел сначала толком ответить.

Птицы никогда ничего не читали. Они только слушали и только в переводе. Рейвен же не только читал. Он еще и очень сносно писал и говорил на трех человеческих языках. Матерился же он почти свободно - явно не совсем понимая, что именно он произносит.

Кстати, он терпеть не мог Совчука. У Птиц никогда не понять, насколько хорошо они к вам относятся и относятся ли вообще. Но вот насколько плохо это видно сразу. Когда на том же приеме к нему подлетел Совчук и заговорил было на чистейшем поли-врановом со всеми переливами, Рейвен искоса глянул на него и вдруг долбанул клювом в переносицу - снайперски: расколол перемычку очков, не тронув кожи...

- Отчего вы не пользуетесь окном? - спросил Вронский.

- Чтоб стучать в дверрь, - сообщил Рейвен, сбивая шляпу на стесаный затылок. - Обожаю, когда мне откррывают.

- Вы начитались любимого автора, - сказал Вронский.

- Ничуть, - заявил Рейвен. - Прросто люблю. А как ваша рработа?

- Это не работа, - Вронский потянулся за сигаретами, но вовремя вспомнил, что Птицы не выносят дыма.

- Веррно, - сказал Рейвен. - Вы называете это "служба". Rrright?

- Почти, - уклончиво ответил Вронский. - Можете звать это "халтура".

- Не обнарружил... - недоуменно произнес Рейвен. - Стрранное вырражение . Нет в словарре. По кррайней мерре в моем... Что означает?

Вронский объяснил, ухмыляясь. Рейвен встопорщился совсем по-птичьи и завертел головой.

- Очень, очень человеческое вырражение, - сказал он. - И весьма ворронье... Запоминаю в память. Что вы мне говоррили в пррошлый рраз о ворронизме Пушкина?..

В затруднении Вронский наморщил лоб, и Рейвен подсказал:

- Ну как же! .. Обворрожительные стихи, очень веррное видение...

- А!... - вспомнил Вронский. - "Ворон к ворону летит!..." - "Воррон воррону крричит: "Воррон, где б нам пообедать? Как бы нам о том проведать?" Воррон воррону в ответ..." Рarrdon, как ттам дальше?..

Вронский хотел ответить, но у него неожиданно перехватило горло. С трудом сглотнув, он хрипло выговорил:

- "Верю, будет нам обед..." Но горло перехватило еще туже. Даже Рейвен почувствовал неладное: хотя он промолчал, круглый глаз уставился на Сергея с некоторой тревогой.

Справившись с собой, Вронский продолжал:

- "В чистом поле под ракитой богатырь лежит убитый... Кем убит и отчего, знает сокол лишь его, да кобылка вороная, да хозяйка удалая... нет, молодая..." Рейвен вдруг вздрогнул совершенно по-человечески и поджал лапы. Не хватало только прочувствованной слезы. Но вместо этого Рейвен заговорил:

- "Сокол в ррощу улетел, на кобылку недрруг сел... А хозяйка ждет милого, неубитого, живого..." Он умолк. Молчал и пораженный Вронский. Потом сказал:

- У вас превосходная память...

- Прросто ворронья... - ответил Рейвен. - Это стихи прревосходные... Передана приррода... Только прро соколов зррря...