Андрей Валерьев - Copy-Paste

В итоге повизгивающий от счастья Витька стал обладателем пяти белоснежных хрустящих от чистоты сорочек, пары брюк и, самое главное, совершенно исправной бритвы. Panasonic дружески мигнул индикатором заряда и предложил им воспользоваться. А одеколон, а зубная паста и щётка?

Егоров изобразил пляски туземцев, схватил бутылочку геля для душа, бритву и, призвав на помощь Катю, рванул в кусты приводить себя в порядок.

С кормы снова раздался взрыв хохота, но Дима-сан даже не обернулся, а только угрюмо поскрёб отросшую за месяц бороду. Этот Гоша, который оказался пусть и уволенным, но настоящим, с образованием, актёром театра, мог, когда он этого хотел, быть душой компании. Историй, анекдотов и песен он знал великое множество и никогда не повторялся. Мужики ворочали тяжёлые весла и веселились от души над очередным сольным выступлением Игоря.

Мельников только матюгнулся. Он не хотел брать с собой этого выскочку, но Даник, его бывший лучший друг Даник, настоял на том, чтобы в очередной рейс к ныряльщикам вместе с командой Мельникова пошёл и Игорь.

Дима-сан скрипнул зубами и матом пресёк бурное веселье на лодке, на что Гоша лишь вытянулся во фрунт и дурашливо отрапортовал, мол, 'базара нет, начальник', чем вызвал новый приступ веселья среди матросов.

Дела в посёлке на Новой земле шли по-разному. Две недели адского труда, через 'не могу', принесли свои плоды. Все сто семьдесят три человека были обеспечены крышей над головой, трёхразовым горячим питанием и необходимым минимумом одежды. Для этого пришлось применять крутые меры, многие не желали работать по восемнадцать часов в сутки, ещё больше людей не желало делиться своими вещами с теми, у кого их не было. Пока Мельников, при помощи тёти Ули и десятка верных ему людей держал ситуацию под контролем, но община уже пошла вразнос. Отсутствие внешней угрозы, которая сплотила бы людей и возросший 'уровень жизни', сеяли в умах отдельных индивидуумов разные нехорошие мысли.

А чего это я должен это делать? А почему ему больше? А что это он раскомандовался?

Дальше – больше. Посёлок, внешне выглядевший единым целым, расселился по национальному признаку, что, в общем-то, было понятно, но вот выводы все сделали разные.

Началось всё с очередного ежеутреннего скандала – распределения работ на день. Данияр привычно, матом, оборвал стоны и сопли и пинками разогнал нескольких мужчин и женщин по делам, а вот к стоявшим поодаль соплеменникам первый зам Сенсея обратился на казахском. Вежливо. С пожиманиями рук и уговорами что-нибудь сделать. Дима, наблюдавший за этой картиной со стороны, очень удивился и, подозвав, Данияра, к себе, поинтересовался – с чего бы это к этим лодырям такое отношение?

Даник помялся, а потом просветил закипающего Мельникова, что к 'агашкам' он не может относиться иначе.

– Старших уважать надо. У нас на Востоке так принято, понима…

Диму сорвало.

– Ты! …! Агашек, говоришь? А не казахов, значит, пинками гнать на работы можно?

Дальнейшее Дима помнил плохо. Вроде бы он бил Данияра, потом, вроде бы, жестоко избил нескольких недовольных. Потом… потом он вроде бы что-то говорил с импровизированной трибуны о равноправии и единстве.

На время это помогло – внешне жители посёлка перестали делиться на своих и чужих, но с тех пор Данияр с ним не разговаривал. До прошлого утра, когда он сквозь зубы потребовал, чтобы его 'лучший' друг Игорь отправился за своей семьёй.

'Ёлки зелёные!'

Мельников схватился за голову. Он очень рассчитывал на поддержку Виктора и его людей, которые пошли за ним только из-за дружбы.

'Вот как он это делает? Ведь он ничегошеньки не сделал и на тебе – у него два друга и женщина! А у меня…'

Пока Дима-сан друзей только терял. А число людей, которые его искренне ненавидели за его нрав, за его порядки и за его требовательность, стремительно неслось к ста процентам.

То, что Гоша едет убивать – было ясно, как божий день.

'Может, выкинуть его за борт, пока не поздно? Зачем ему Катя? Он и с этой… с силиконовой блондинкой себя прекрасно чувствует. Может, из-за сына?'

Дима посмотрел на Игоря, горестно вздохнул и, сплюнув за борт, взялся за весло. До Малой земли оставался час пути.

Остров встретил лодку тишиной и абсолютным спокойствием, что было странно – обычно их встречали все обитатели островка. Криками, плясками и урчащими от голода животами. Насторожившийся Дима велел всем сидеть на лодке в полной готовности удирать, а сам, зажав, как собака, зубами палку, поплыл на берег.