Вячеслав Рыбаков - Все так сложно

Из-под двери в бабкину комнату струился холодный голубоватый свет; хозяйка подремывала перед бубнящим телевизором. Нередко она спала так до утра, и дважды на Алькиной памяти телевизор из-за этого выходил из строя — Алька тогда чинил строчник и заменял перегоревшие детали, а бабка сидела рядом и наблюдала, чтобы Алька не помял накрахмаленные подстилочки, и рассказывала, какой у нее добрый и заботливый сын и какие замечательные внуки. Внуки, впрочем, действительно были симпатичные, Алька любил с ними играть, да и они его жаловали. Пожар устроит, старая, подумал Алька, нерешительно стоя в коридоре, а потом прикрыл глаза, представил схему и габариты надежника и сделал его. Очень трудно описать это ощущение — когда в ждущей руке возникает из воздуха задуманная вещь, еще теплая, еще светящаяся светом последних рекомбинирующих ионов… Вместе с надежником Алька просочился в щель под бабкиной дверью, подлетел к телевизору и пустил махусенького паучка под запыленную заднюю крышку. Пускай ползает.

Неслыханное, конечно, нарушение устава, но Альке уже было все равно. Он лишь поставил надежник на самоуничтожение при снятии крышки. У себя в каморке Алька сочинил прощальную записку, измыслив что-то несусветное — какое-то письмо ему пришло от каких-то родителей — и пожелав бабке и ее внукам всех благ. Поверх записки положил деньги за комнату, за последние шесть дней. Надо же, какой я стал гуманненький да вежливенький, подумал он, заслоняясь иронией от детского упоения своей правильностью. Это все из-за Юли. Она все твердила, что со старушками надо быть снисходительным… и сама такая мягкая, добрая… со всеми, кроме меня.

И тут задребезжал телефон. Поспешно, чтобы не проснулась от резкого звука бабка, Алька подцепил трубку с рычага, поднес к уху, и сердце его упало, потому что голос Юли произнес:

— Добрый вечер. Простите, пожалуйста, за беспокойство, но вас не затруднило бы позвать к телефону Альку, если он дома, конечно. Мне очень нужно с ним переговорить.

— Сейчас позову, — ответил Алька старушечьим голосом, шамкая и заикаясь.

— Ой, это ты! — воскликнула Юля облегченно. — Видишь, какая я стала, — пожаловалась она, — вежливенькая да гуманненькая. Это из-за тебя. Все уши мне прожужжал: терпимость, доброта и эта, как ее, презумпция доброжелательности… Слушай, — заговорила она медленнее, — у тебя… у тебя ничего не случилось? У тебя был такой голос, я испугалась. Приезжай, Алька, пожалуйста.

— Зачем?

— Балда. Скучаю. Без тебя я скучаю. И боюсь за тебя. Повторить по слогам?

Он помедлил, унимая дыхание. Юля никогда еще так с ним не говорила.

— Честное слово, вот сейчас не могу, Юль.

— Ну, как знаешь, — произнесла она совсем иначе. По-чужому. Это было нестерпимо, и Алька тихо сказал:

— Юля…

Она молчала.

— Юля, — повторил Алька. Ему нравилось произносить ее имя.

— Что? — так же тихо ответила она. Казалось, она знает, что он хочет сказать. Но он сказал совсем другое.

— Я что хотел тебя спросить. Как бы нужно выглядеть человеку, чтобы ты в него влюбилась?

— Хочешь, я отсюда удеру, и побродим просто? — отчаянно предложила она после секундной паузы. — А? Хочешь? Или скажи, чего хочешь? Вот скажи!

— Правда, Юля, я не могу. Потом объясню, а сейчас ответь…

— Чтоб похож был на тебя, — сказала она ехидно, — а вместо носа поросячий хвостик, — и повесила трубку.

Алька перевел дыхание. Как хорошо, что я вернулся, смятенно думал он. Если бы я про бабку не подумал, я бы не вернулся. И не услышал бы этого. Ой, как больно, понял он вдруг. На кого же внешность-то менять? А менять обязательно надо, все сменить, чтобы не опознали, не выявили потом… Он подхватил стоявшую у двери сумку и вышел на лестницу.

Стыдно и немного забавно было теперь припоминать, сколь омерзительными казались Альке землянки прежде. Хуже землян. Они пользовались косметикой, словно женщины низших каст, они пользовались духами, кошмар! Даже Конструирующие уже не применяют эту противоестественную чепуху, предпочитая полную естественность в стремлении хоть как-то уподобиться женщинам Покоряющих и Охраняющих, которым дается после совершеннолетия возможность изменять себя в зависимости от собственного желания или вкуса мужчины… Правда, Юля почти не пользуется косметикой. Может, все это от того? Автобус подкатил, точно ждал, когда Алька прибежит.

Облегченно вздохнув, Алька опустился на продавленное сиденье, а рядом поставил тяжеленную свою сумку. Сумка перегородила весь проход. Автобус был почти пуст, впереди сидело четверо да неподалеку от Альки пристроился маленький старикан с лукавыми коричневыми глазами, любопытно уставившийся на Алькину сумку. Наверное, Алька был похож на любителя подледного лова. Сумка топорщилась, раздутая на кожухе излучающего ствола, так что казалось, будто внутри дожидается своего часа уложенная на снасти бутылка. Маленький укатанный «львовский», пропахший бензином и бездорожьем, бодро залязгал и толчками пошел в темноту. Алька откинулся на спинку сиденья.