Что это было за время! Балтика, Рижский залив, там, в устье Даугавы прицепилась трапом к берегу с незапамятных времен небольшая, тогда уже обветшавшая, с хлопающими на сквозняке дверьми кубриков и кают, полузаброшенная плавбаза.
Говорили, что во время войны отсюда отправлялись в тыл врага наши подводные лодки и плавбаза эта помнит немало героев-балтийцев. Ну так вот, когда мы были еще в телячьем возрасте, нас и привез из Москвы на эту плавбазу Евгений Павлович Волков, давний товарищ моего отчима и Пашкиной матери, тоже журналист, как они. Мы с Пашкой до этого друг друга не знали, да и там на плавбазе за целый месяц необычайных приключений, в которые по воле СанСаныча было вовлечено более сотни мальчишни, мы еще не сдружились по вполне понятной причине: Пашка перешел уже в десятый, а я только в восьмой класс и у него были свои товарищи, а у меня свои. Мальчишечки там в основном были отъявленными сорви-головами, многие из них состояли на учете в детских комнатах милиции за разные "остроумные проделки", а то и за довольно серьезные, наказуемые по Закону дела.
Только четверо ребят, в том числе я и Пашка, были пай-мальчиками, предпочитающими читать умные книжки, а не шлифовать кулаки. Именно это и послужило причиной, по которой мой отчим и Пашкина маман, сговорившись, упросили Волкова взять нас на кошт вместе с его неподдающимися описанию сорванцами. Пусть, мол, понюхают жизнь, какая она есть, и научатся постоять за себя. Сан Саныч уже несколько лет занимался "доморощенной воспитательной деятельностью", как о нем иронически писали в молодежных газетах, что, правда, не мешало появлению его многочисленных последователей в самых разных точках страны, где, кроме них проживало неукротимое на бесшабашные выдумки подростковое племя. Потом мы узнали, что у Сан Саныча к тому времени было уже немало и настоящих побед: воспитанники его, подрастая, начинали понемногу исправляться, одни поступали в институты, другие выступали с ценными трудовыми инициативами на предприятиях, третьи присылали из армии фотокарточки, где они были сняты на фоне священных полковых знамен...
На плавбазе наша жизнь была подчинена строгому ритму. Утром построение, подъем флага, после завтрака уборка помещений, потом занятия, тренировки. Мы лезли из кожи вон, чтобы выполнить то, что поручено нам Евгением Палычем. И не просто выполнить, а с тем самым блеском, с той видимой легкостью (хоть у тебя напрягаются и дрожат все поджилки), какие на флоте именуются "высшим шиком". Пашке не пришлось так уж долго завоевывать авторитет.
Во-первых, его мамочка вечно колесила по стране и потому он был вобщем-то приучен чистить картошку и даже медный таз, который почему-то висит у них в кухне над плитой... А во-вторых, он, как начнет бывало, после отбоя излагать какую-нибудь необыкновенную историю, к примеру, о том, сколько и каких на свете погибших кораблей, на борту которых было несчетное количество набитых золотом амфор, кованных сундуков или стальных сейфов с секретами, так все рты и пооткрывают. Или загнет что-либо про галактику и другие, предполагаемые пока миры... К тому же, он здорово умел плавать, его догадались в детскую пору определить в плавательный бассейн. А мне было потруднее, Во-первых, я заикался .И хотя это было не так уж заметно, никогда никто не обращал на меня внимания, зато, как только я замечал, что кто-то на меня пристально смотрит и ждет, что дальше будет, я буквально терял дар речи. А во-вторых, плавал я по собачьи, держа голову высоко над водой, и не дай бог, кто-нибудь поднырнет и пощекочет, тут уж я и начинал в самом деле тонуть...Вот поэтому мне и приходилось компенсировать свои недостатки особым старанием при выполнении многочисленных нарядов вне очереди. И если бы я выучился драить до восторженного блеска всевозможные медные причиндалы на приписанном к нашему "Клубу юных моряков" старозаветном минном тральщике и лихо окатывать палубу из здоровенного парусинового ведра забортной балтийской водичкой, плохо бы мне пришлось и на плавбазе и потом, когда призвали служить в армию.
Но, как бы то ни было, все с лихвой окупалось в морских походах и рейсах, участниками которых отбирались только самые дисциплинированные, самые старательные и влюбленные во флотскую службу пацаны. Меня дважды брали в такие операции, и если в первый раз настоящий героизм проявил самый младший и меньший по росту из нас Стасик Баранюк, то уж потом и я дал себе слово не спасовать.
Читать дальше