Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

- Да, он у меня такой, все впереди идти старается! - сгладив очередную грубость мужа, заговорила Клавдия Степановна. - Вот недавно узнал, что в Вологде с колокольни монастыря кресты снимать будут. Сорвался с места и поехал - сам туда забрался и своими руками крест спилил!

Марк, слегка охмелевший, слушал эту розовощекую женщину.

Евсюков, пивший быстрее и больше Марка, использовал паузу для того, чтобы осушить очередной бокал вина. Казалось, что ему было приятно слушать рассказы жены о себе самом.

- Он и в небо поднимался с одним военным летчиком! - продолжала Клавдия Степановна хвалить супруга.

"А я все на поездах, на поездах!" - грустно подумал Марк, понимая, что ничего героического в своей жизни он не осуществил и хвастаться ему нечем.

Шпокнула пробка, вытащенная уже из четвертой бутылки, - они возвратились к "Хересу", который после "Муската" и "Кокура" казался чуть горьковатым.

- А в двадцать втором я специально в Горки ездил, к Ленину! - Евсюков забрал слово у супруги и дальше о себе решил рассказывать сам. - Поговорить мне тогда с ним не удалось, но видел я его вблизи!

- И я его видел... - трудно поворачивающимся языком проговорил Марк, глядя на свой хрустальный бокал, полный "Хереса".

- Когда? -спросил Евсюков.

- Да вот, года два назад... - замедленно произнес Иванов.

Евсюков скривил губы. Клавдия СтЙйановна как-то сжалась, приготовившись к очередной грубости супруга.

- Вы-ыпил! - неожиданно мягко, но с презрением на лице проговорил лысый супруг. - Вы-ыпил артист!..

Пьянь...

Марк терпел, не отрывая взгляда от бокала. Он вспомнил вдруг все подписанные бумаги о неразглашении, вспомнил последний строгий и с угрозой взгляд того военного, старшего лейтенанта...

- Пьянь и паразит! - после паузы твердо выговорил Евсюков.

- Почему паразит? - вырвалось у Марка.

- Почему паразит? - удивленно приподнял брови Евсюков. - Потому, что на птице паразитируешь, на попугае! Что ты такое без птицы? А? Кому ты нужен без птицы?!

Марку стало очень плохо. Он поднялся из-за стола, чуть не уронив при этом стул.

- Товарищ Иванов, товарищ Иванов! - кудахтала Клавдия Степановна.

- Сядь! - рявкнул на нее супруг. - Пусть идет, попугайщик!

Не чувствуя под собою ног, Марк вернулся в свой номер, сел на плетеный стул и заплакал. Было ему очень плохо. Выпитое вино висело в голове цветным туманом.

В дверь постучали. Марк не ответил, но дверь открылась. Вошла Клавдия Степановна, присела возле него на корточки.

- Пожалуйста, вы не обижайтесь на него! - просила она. - Он - неплохой человек, только несдержанный. Он ведь работяга, у него производственный невроз уже пять лет. А так он хороший, он со Стахановым дружит, в шахту к нему спускался и даже пробовал уголь вырубать... Вы поймите, это характер у него такой...

Она гладила Марка по голове, ероша его короткие черные волосы.

- Ну, пожалуйста, успокойтесь! - просила она. Когда Клавдия Степановна вышла, Марк поднялся, хотел закрыть за ней двери на замок, но тут вспомнил, что двери в доме отдыха не закрываются. И снова опустился на плетеный стул. Вино из головы уже уходило. Оставалась глубокая обида.

И не хотелось быть одному.

Вышел на балкон - проверил, есть ли что кушать Кузьме. Заглянул на соседний балкон -сейчас Марк был бы не против поговорить с поэтом Вячеславиным. Но там было тихо.

Умыв лицо, Марк взял клетку с Кузьмой и направился к морю, однако до пляжа не дошел - уселся на маленьком утесике, где со вкусом была поставлена беседка.

- Не уважают нас, - сказал Марк, глядя на птицу. - Никому мы с тобой не нужны...

И снова захотелось плакать, но в этот раз Марк сдержал слезы.

Вечером, перед ужином, Иванов поделился своей обидой с Вячеславиным. Они сидели в номере у поэта - в такой же маленькой, но уютной комнатке. Пили портвейн. То, что произошло с Марком в номере у Евсюковых, поэт нашел очень символичным. Потом разговор ушел в какие-то исторические дебри, но Марк не желал менять тему. Он слушал голос, голос человека, который сочувствовал ему и, казалось, понимал его. Тем более, что занимались они близким трудом.

Когда радиоузел напомнил об ужине, поэт предложил Марку пересесть в столовой за его столик. Он, как оказалось, тоже прямо за обедом пару дней назад рассорился со своими соседями, и они сами отсели куда-то, в другой угол столовой.

К вечеру Марк окончательно успокоился. Вернувшись в номер, он раскрыл книгу, подаренную поэтом, прочитал выборочно около двух десятков произведений и решил, что в будущем они пригодятся. Были там и такие нужные порою тематические стихи: о труде железнодорожников и стрелочников, о поварах, о производстве сахара.