Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

Снова промчалась сквозь его тело невидимая стрела, но в этот раз боль была послабее. Может быть потому, что начал народный контролер привыкать к ней, как к чему-то неизбежному и небесполезному.

- Абунай-гин уркэ бими нэлэскэн ниврен! - проговорил всплывшие в памяти, слова Добрынин.

- А кто это сказал?! - в этот раз сдержаннее поинтересовался Волчанов.

Как ни пытался вспомнить Добрынин, а не смог.

- Ну а что это значит? - спросил старший лейтенант. И на этот вопрос не был в силах ответить народный контролер, и стало ему из-за этого грустно.

Увидев, что Добрынин загрустил, Волчанов огорчился.

Старший лейтенант очень не любил грустных людей.

- Ну ничего, - попробовал он успокоить народного контролера. - Самое главное ты вспомнил! Теперь мы без труда его кремлевского подельника возьмем! Проверим: кто себе березняк выписывал!

Однако даже это не вызвало улыбки удовлетворения на лице народного контролера.

- Хочешь, я тебе фокус покажу! - предложил тогда старший лейтенант. - Ну это, так сказать, и не совсем фокус, а скорее научное открытие. Вот благодаря этому механизму ты можешь вспомнить то, чего вообще никогда не знал!

- Как это? - обалдело уставился на Волчанова Добрынин.

- Ну почти так же, как ты только что вспоминал. Хочешь попробовать?

- Да!

Старший лейтенант подошел к механизму, снова взялся за ручку.

- Слушай вопрос! Сколько танков находится в расположении воинской части № 6432-д - в поселке Сосновка Усть-Ильницкого района? Пускаю механизм!

Снова прошла невидимая острая стрела сквозь тело народного контролера, но и в этот раз боль показалась Добрынину более слабой. Он без потери сознания переждал ее, и тут же в голове его в результате непонятных процессов работы мозга засветилась цифра "2".

- Два! - уверенно сказал Павел Александрович.

- Правильно! - обрадовался старший лейтенант. - А хочешь попробовать меня о чем-нибудь спросить?

Добрынин согласился. Поменялись они с Волчановым местами. Объяснил народному контролеру старший лейтенант, как ручкой крутить. И задумался Добрынин над вопросом.

- Спрашиваю! - предупредил народный контролер. - Как зовут моего пса? - и тут же крутанул ручку механизма.

Старший лейтенант подпрыгнул на стуле и приземлился довольно неудачно, сломав задницей подлокотник. Однако быстро успокоился, сощурил глаза, вспоминая то, чего знать не мог, и на одном дыхании вымолвил:

- Дмитрий!

- Правильно! - озадаченно произнес Добрынин.

- Давай какой-нибудь другой вопрос, чтоб потруднее! - попросил Волчанов.

Народный контролер снова задумался. И вдруг в его памяти, потревоженной механизмом, всплыл вопрос, который он не понимал, однако всплыл он четко и торжественно, и тогда Добрынин произнес его:

- Как реорганизовать рабкрин? - и сразу же крутанул ручку механизма.

В глазах у народного контролера блеснуло, словно по Волчанову молния прошлась. Старший лейтенант еще раз подпрыгнул, упал на сиденье, как-то осел, уронив голову на плечо.

Добрынин даже испугался, решив, что не выдержало сердце старшего лейтенанта научных изобретений, однако уже через пару минут ресницы Волчанова задергались, подавая признаки жизни, а еще через короткое время он и глаза открыл, и хотя его взгляд был молочно-туманным, но он все же давал Добрынину надежду на ответ.

- Очкариков надо расстрелять, - внезапно осипшим голосом произнес Волчанов.

Добрынин попытался связать в одно целое вопрос с ответом, и хотя показалось это делом трудным, но после некоторого раздумья пришел все-таки народный контролер к мысли о возможной правильности слов Волчанова.

Пока Добрынин думал о странном, непонятном ленинском вопросе и о, наоборот, очень ясном ответе Волчанова, старший лейтенант полностью оклемался и смотрел на народного контролера уже совсем не затуманенным взглядом.

- Ну как? - спросил военный человек, и в голосе его зазвенела гордость то ли за себя, то ли за отечественную науку.

- Да-а, - согласился с его гордостью Добрынин, а сам подумал о Волчанове: "Какой он сильный!" И тут же по этому поводу захотелось в очередной раз засомневаться в словах поэта "единица - ноль!" Какой же это ноль, если человек может с такой легкостью выносить все лишения и даже боль, и все это только ради любви к Родине?

- Тебя по имени как звать? - совсем по-дружески спросил старший лейтенант.

- Паша.

- А я - Тимофей, Тимоха, одним словом! - проговорил Волчанов и протянул руку Добрынину. Рукопожатие было сильным и искренним.