Михаил Емцев - Бог после шести

Соседями Виктора по столику оказались личности незначительные: мозглячок с покрасневшим носиком и крепкий круглолицый мужчина, который истово пил пиво, делая большие глотки и закусывая тоненькими, нежно просвечивающими розоватыми ребрышками воблы. Рыба лежала на серой промасленной бумаге беспорядочной грудой и, видимо, вызывала неудержимую зависть мозглячка, у которого даже чуть подергивалась щека, обращенная к этой прославленной пивной закуске. Мужчина, однако, никакого внимания на эти маловыразительные поползновения не обращал и пил свое пиво в эгоистическом одиночестве.

Не испытывая интереса к случайным собутыльникам, Виктор глядел поверх их голов на присутствующих.

И здесь он увидел Татьяну.

Девушка появилась в дверях неприметно, будто нарисовалась, а не вошла. Розовое свежее лицо, горящие потаенным любопытством и веселым страхом глаза сразу привлекли внимание. Близстоящие примолкли и уставились на нее. Таня смутилась.

Виктор подошел к ней и, взяв за рукав, подвел к своему столику.

— Ты как меня нашла?

— Мать сказала. Должно быть, говорит, в нашей пивной, это у него клуб вечерних размышлений. Ну, я и мотнула сюда. А здесь… Интересно, одни мужики…

Она улыбнулась и круглым, восхищенным взором запрыгала по залу. Неподдельное удовольствие мелькнуло на ее личике. Еще бы, снова приключения: попала в заповедные земли — в забегаловку. Потом Таня нахмурилась.

— Только вот дышать нечем, накурено. Безобразие, надо запретить.

Виктор хотел было сказать, что запрещают, но мало помогает, как вдруг мозглячок как-то осуждающе передернулся и недоуменно произнес:

— Хм, только вошла, уже свои порядки наводит. Вот…

И тут же замолк, споткнувшись о тяжелый взгляд Виктора. Было в этом взгляде нечто, заставившее недовольного замолкнуть. И он, глядя по сторонам, даже снял свою кружку со столика, как бы освобождая место и всем видом показывая, что он не так уж привязан именно к этому столу и в зале найдется не один его добрый приятель, с которым можно потолковать по душам. Татьяна вспыхнула, но Виктор погладил ее по плечу:

— Тебе дать кружечку?

Она успокоилась, улыбнулась, кивнула:

— Пожалуй.

Он подошел к автомату, Таня увязалась с ним. Ей было интересно, а потом она хотела проверить, тщательно ли Виктор вымыл кружку. Он мыл, пуская тонкую струйку воды ей на пальто, капли повисали на волосах, на беличьей шапке, на Таниных бровях. Она тихонечко попискивала, Виктор улыбался, чувствуя, как настроение у него улучшается.

— А хорошо, что ты меня нашла! — как-то освобождение сказал он, ставя на стол пивные кружки. Пена сорвалась и мыльными хлопьями полетела на пол.

Пить из кружек, переполненных пеной, Таня не умела. На носу ее тут же повисла большущая капля. Виктор улыбнулся. Девушка смутилась.

— Я ж к тебе не просто так, — сказала девушка, извлекая платочек из сумочки.

И Виктор тут же стал ее уверять, что пивную пену обтирают рукой, а еще лучше — рукавом.

— Ладно, — отмахнулась Таня. — Слушай, нужно ехать. Познакомиться надо с ребятами.

— С какими ребятами?

— Ну, с нашей новогодней компанией. Посмотришь, да и договориться надо, как и что.

— Знакомьтесь, — сказала Таня, и Виктор ощутил в своей руке жесткую, узкую руку.

Стоявший перед ним парень был высок и жилист. Замшевая потертая куртка на сутулых плечах. Светлые прямые локоны. Бородка, усы. И взгляд темных глаз такой же, как рука, — холодный, жесткий, щупающий.

“Хиппи или не хиппи? — подумал Виктор. — Похоже, хиппарик. Но глядит волком. А те все маменькины сыночки. Нет, не хиппи”.

— Худо, — сказал парень и улыбнулся.

“Нет, все-таки хиппи, — решил Виктор. — Улыбается теленком”. И небрежно спросил:

— Это фамилия?

— Прозвище. В нашей компании имена не в ходу, — объяснил Худо. — Что имя? Ложь в нем изначальна. Родители три минуты головы ломали. В лучшем случае полистали справочник имен, а человек должен таскаться с выдуманным словом всю жизнь, не имея к нему никакого отношения. Прозвище точнее, Вон у китайцев в прошлом человек получал имя только в конце жизни, когда личность определялась.

— Все очень просто, — быстренько объяснила Таня. — Олег был художником, его сократили, и получился Худо.

— Угу, — сказал Виктор, и они стали рассаживаться в “Москвиче”.

Машина задрожала, накренилась, завибрировала. “Москвич” был старенький, довоенных лет, многократно перекрашенный и ремонтированный. “Латанка”, — весело ругнул машину Виктор, утверждаясь на заднем сиденье.