Сергей Кузнецов - Гроб хрустальный

Радовало одно: все эти дни мир вокруг был четким как никогда, словно вернулись школьные годы, когда казалось, будто вселенная распахнута перед тобой книгой, что ждет своего читателя.

С утра законнектиться с Гласнетом не удалось, и придя на работу, Глеб сразу бросился к компьютеру: проверить почту.

-- Ты знаешь, -- сказал он Андрею, -- я понемногу начинаю верить, что Интернет -- как наркотик.

-- Не верь, -- ответил Андрей. -- Это один из двух главных мифов про Сеть.

-- А какой второй?

-- Что в Сети -- одна порнография. Вот ты часто смотришь порно?

-- Честно -- ни разу. Как-то люди вокруг, неудобно.

-- Это сейчас неудобно, -- сказал Андрей, не отрываясь от монитора. --А когда все начиналось, все стояли толпой вокруг единственного компьютера и качали порнуху из юзнета. И нормально...

Глеб вспомнил Нюру: иногда реальная жизнь смыкается с виртуальной самыми причудливыми способами.

Сегодня почтовый ящик буквально забит новыми сообщениями. Все со школьного листа: проглядывая последнее, Глеб не понял, о чем речь ("если это шутка, то неумная и неуместная"), и открутил к началу. Тред начался с письма Вольфсона с сабджектом "a bad taste joke". Вольфсон писал:

"Несколько дней назад я просматривал список подписавшихся. Вы уже знаете, что Глеб и Абрамов опять с нами, но я обнаружил, что среди новых подписчиков есть человек, зарегистрировавший адрес chuck_is_not_dead@pobox.com. Я написал ему письмо и спросил, что это за дурацкие шутки. Вот какой ответ я получил сегодня утром:

Я написал, что, мне кажется, шутка несколько дурного тона, и в ответ получил довольно длинное рассуждение о том, что "как сакральное пространство Интернет является моим естественным местом обитания -- и не ясно, по какому праву ты ссылаешься на законы реального мира". Я страшно разозлился и хотел было его просто отписать, но потом вспомнил про демократию и решил спросить вас всех. По-моему, надо гнать такого поганой метлой. Есть возражения?"

Первым на это письмо откликнулся "Чак". Он писал:

"Не понимаю, с чего такая истерика. Конечно, вы можете меня отписать --хотя мне странно слышать про демократические институты от Вольфсона. Черт с ними, с институтами: важно то, что если сегодня отпишут меня, то завтра за мной последует любой из вас. Я утверждаю, что я -Алексей Чаковский, хотя и не могу это никак доказать. Но за последние дни тут появились Абрамов и Глеб -- как они докажут, что они -- это они? Есть известное правило презумпции виртуальности, которое гласит, что каждый из нас должен считать другого виртуальным персонажем, пока не доказано обратное. Это лист не для живых людей, это лист для виртуалов. Живые люди не оказываются в Интернете; они, в лучшем случае, сидят у компьютеров. Вы говорите, что меня на самом деле нет; я вам отвечу: ВCEX HAC HET. Я понимаю, что эта мысль непереносима, как секс с человеком, которого любил полжизни назад, но придется ее принять."

Глеб подумал, что для него секс вообще мало связан с любовью. Смешно, но секс с полузнакомой Нюрой показался ему куда более увлекательным, чем ночь со Снежаной, в которую Глеб был немного влюблен. Он понимал, что мертвый Чак не может в самом деле появиться в Интернете, но на секунду показалось, что это неважно. Было бы так приятно, если бы он в самом деле мог с ними говорить, -- как если бы в один прекрасный день на канале #xpyctal снова появилась Снежана.

Глеб бегло просмотрел остальные письма (его одноклассники, как всегда, не могли договориться) и вернулся к письму "Чака". Что-то в нем было не так, и Глеб даже знал, что: живой или мертвый, Чак писал так, словно последний месяц пил водку в Хрустальном и беседовал с Осей и Андреем о независимости киберпространства. Самой подходящей кандидатурой на роль "Чака" был сам Глеб.

Глеб ткнулся в IRC, нашел там Горского и рассказал о вчерашнем посещении Оси:

-- Он совсем не похож на радикала. Такой тихий семейный человек. То есть он говорит все эти слова, про сатанизм или там про геополитику, но это все существует как-то отдельно от его жизни.

-- Слова всегда существуют отдельно от жизни, -- ответил Горский, --просто некоторые об этом забывают и стараются их объединить.

-- Впрочем, не знаю, какими вырастут его дети, если их детство пройдет под портретом Егора Летова, -- напечатал Глеб, а Горский ответил:

-- Слушать Летова в 1996 году так же глупо, как БГ -- в 1990-м. Но в одном он прав: ни у кого нет алиби. То есть нет виртуального алиби.

-- Почему?

-- Потому что любой из тех, кто ходил на канал, мог прийти и объявить себя het.