Хюберт Лампо - Рождение бога

- Короче говоря, он стал для Америки своим Шлиманом.

- Что ты говоришь, Марк! Это чистейший вздор.

Но я тебя понимаю. Мы теперь воспринимаем Шлимана не без доли иронии. Но какое, в сущности, имеет значение, что первую попавшуюся ему на глаза гробницу в Микенах он принял за погребение Агамемнона и что его Троя вовсе не Троя Гомера?

- Ты прав. Он потряс весь мир. Такого рода ошибка дилетанта больше содействует прогрессу археологии, чем книжная ученость и университетская схоластика всех его предшественников,- с воодушевлением подхватил я.

- Да, тут что-то есть. Америка не обрела своего Шлимана. Солер был, конечно, человеком недюжинным, но лишенным дара воображения, а именно это и отличает гения от посредственности. Он был одержим фактами и только фактами, но из-за леса не видел деревьев. Ну так вот, я в своих тезисах исходил из того, что археология, занимающаяся доколумбовой Америкой, полностью обанкротилась. Она оказалась не в состоянии даже проложить мост к собственной истории. Разве были предприняты сколько-нибудь серьезные исследования по поводу происхождения бога, Кетцалькоатля, которого древние изображали как белого человека, приплывшего с запада на таинственном корабле? И потом еще эта бредовая путаница с хронологией. Культуру Юкатана и Тиауанако отнесли к одному периоду - от тысячного года до позорного похода Кортеса.

- Да это просто чепуха.

- Вот именно. Мой голос был гласом вопиющего в пустыне. И в отличие от ученого из "Затерянного мира" Конан Дойля, который в подкрепление фактам продемонстрировал авторитетным специалистам выращенного из яйца живого птеродактиля, я не располагал своим "птеродактилем". Так что два года я топтался на месте, пока в 1949 году у меня не появилась надежда.

- Господи, уж не в виде ли метода радиоутлеродного датирования?

- Его самого. Как-то раз утром, раскрыв свежий номер журнала, я увидел статью Либби о его методе и тут же вылетел в Чикаго. Столь молниеносная реакция расположила ученого, и он пообещал мне всякий присланный ему образец органики сопоставлять по времени с другими находками. Для меня настал решающий момент... Конечно, наша экспедиция представляла собой довольно жалкое зрелище. Помимо меня в ней приняли участие моя ассистентка Мэри Кроуфорд, геолог Спрингфилд, врач Джонсон, давно сменивший стетоскоп на лопату археолога, и еще два студента Херберт Коле и Доналд Паркинсон.

Нам повезло. Военных переворотов в это время в Гватемале не было, и правительство предоставило в наше распоряжение четыре джипа, что значительно облегчило нашу поездку в отдаленную местность, лишенную приличных дорог. Из соображений безопасности мы умолчали о наших ультракоротковолновых передатчиках, с помощью которых рассчитывали поддерживать связь с чикагской лабораторией, чтобы по мере надобности вызывать вертолеты для перевозки проб для радиоуглеродного анализа. Кстати, те же вертолеты должны были привозить нам свежие овощи.

- Да это звучит как приключенческий роман!

- Сознаюсь, некоторое соблюдение секретности нам было необходимо. Дело в том, что мы обещали гватемальскому министру просвещения все наши находки передать в распоряжение его правительства.

По совести говоря, история с вертолетами не вписывалась в это соглашение... Но не будем отвлекаться.

Тикал уже не был для археологов белым пятном.

Но все же все прежние раскопки не доказали существования того огромного доисторического государства, которое, как я предполагал, некогда занимало территорию вдоль границы пампасов и девственных лесов.

Как бы то ни было, но мы нашли райский уголок и с энтузиазмом первооткрывателей разбили здесь свой лагерь. Ближайшая к нам деревня находилась в нескольких часах ходьбы, что, впрочем, никак не служило препятствием для любознательных туземцев. Они были не из трусливого десятка, видимо, уже не раз имели дело с разного рода экспедициями, выносили на продажу по смехотворно низким ценам свои красивые ручные поделки, а в случае необходимости становились нашими надежными и усердными помощниками.

Во время отдыха, сидя перед палатками, мы любовались восхитительной панорамой - уходящая вдаль горная цепь с ее переходами от яркой зелени до прозрачной голубизны напоминала горные ландшафты Иоахима Патинира 1*. Позади нас простирался девственный лес. Почти недоступный для человека, он предоставлял убежище только зверью, которое практически никогда не появлялось на плоскогорье.