Андрей Столяров: Боги осенью

По-моему, обо мне просто забыли. Ничего, меня лично это вполне устраивает.

Я и сам хотел бы забыть о себе, если возможно.

И только изредка, ведя карандашом по плотному ватману, я вдруг начинаю ощущать спиной неприятный черный озноб, будто потянуло сквозняком из невидимой щели, и, опасливо оборачиваясь, вижу, что никакой такой щели у меня за спиной нет, двери в чертежный кабинет плотно закрыты, зеркало рядом с ними белеет стеклянной поверхностью. И тем не менее, кожа у меня стягивается в пупырышки, и, вернувшись домой, я откидываю занавески, прикрывающие хозяйственную нишу в коридоре, сдергиваю два старых пальто, повешенных туда специально, снимаю с крючка Эрринор и осторожно вытягиваю из ножен светлое лезвие.

Правда, сейчас его нельзя назвать очень уж светлым. От висения в нише или от чего-то еще Эрринор выглядит мертвенным и тускловатым. Самый обыкновенный металл, кажется, даже не слишком заточенный. Однако стоит мне слегка сжать в руках теплую рукоять, стоит поднять его и, не торопясь, провести клинком в воздухе, как из-под тусклости проступает нежное серебряное свечение, лунные тени начинают дымится и скользить к кончику, а от лезвия, как тогда на набережной, отслаиваются плазменные отражения. Эрринор готов к бою, нужен лишь враг, который осмелился бы скрестить со мною оружие. Озноб не проходит, но в такие минуты он меня уже не пугает. Не озноб это - свежий ветер, побуждающий к действию. Лицо у меня горит, и весь я полон страстной энергией воина.

Между прочим, Беппо не одобряет этих моих порывов. К мечам лордов он относится настороженно, с явным недоброжелательством и считает, что тронувший меч становится в определенной мере его заложником.

- Если взял в руки меч, значит, должен - убить. А я, милорд, убивать не хочу.

Кстати, Беппо мгновенно освоился в нашем мире. Уже дней через десять он работал охранником в какой-то коммерческой фирме, - что, конечно, не удивительно, учитывая его военную подготовку - а еще через пару недель получил вполне приличную комнату и переехал.

После этого мы с ним практически не встречались.

Он, по-видимому, хотел как можно скорее освободиться от прошлого.

И, в конце концов, кто я ему - случайный знакомый.

Я потом, наверное, месяца три пережевывал эту обиду.

И однако, как выяснилось, я был неправ в отношении Беппо. Он не собирался никого забывать и ни от чего не отказывался. В конце июня, когда навалилась на Петербург каменная жара, когда поплыл пух и зазеленела вода в каналах, он явился ко мне - все такой же усатый, плотненький, с выпученными, как у рака, глазами - и, не слова не говоря, выложил странный значок в виде тюльпана. А когда я недоуменно воззрился на золотые тычинки, объяснил, что - это родовой знак Дома Герриков, каждый воин, родившийся на Алломаре, имеет такой значок, цветок вживляется на груди, под левым плечом, и снимается только после смерти хозяина.

- Это значок Петипа, - добавил он после паузы.

- Как Петипа? А разве Петип не мертв? - спросил я.

Я отлично помнил короткую стрелку, воткнувшуюся тогда в предплечье.

- Вот теперь мертв, - сказал Беппо, пошевелив проволочными усами. - Нет, милорд, Петипа так просто убить нельзя… - И вдруг рядом с первым значком выложил второй, точно такой же. - А это - мой знак, милорд, если позволите…

Несмотря на природную недогадливость я, кажется, понял.

- Ты хочешь, чтобы я освободил тебя от присяги воина? Хорошо, что я должен сделать?

- Просто сказать, милорд: «Ты - свободен»…

- Ты - свободен, Беппо, - произнес я торжественным, как подобает, голосом. - Я, наследный лорд Алломара, освобождаю тебя от воинского обета. Ты - свободен, и я готов засвидетельствовать это перед всеми Домами…

Беппо хитро прищурился.

- Вообще-то, по-настоящему меня зовут вовсе не Беппо. Новое имя дают, когда входишь в какой-нибудь Дом. Но для вас, милорд, пусть я останусь - прежним…

После я проводил его до остановки. Подошел шуршащий троллейбус и утащил сержанта в сторону Невского. Было ясно, что больше я его никогда не увижу. Чье победное знамя развевается сейчас над Семибашенным замком, кто греет в руках волшебную Каплю Росы и о чем шелестит звездный дождь над равнинами Алломара?

Этого я уже никогда не узнаю.

Сердце у меня сжималось, сдавливаемое асфальтовой духотой, был ранний вечер, прозрачные сумерки опускались на город, звезд еще не было, но колючий их свет чувствовался уже в чаше неба.

Вот и набережная, где я победил лорда Тенто.