Андрей Столяров - Боги осенью

Было в нем что-то мертво-неодушевленное. Словно игрушка, в которую заложили всего два-три простых действия. У моста он остановился, не дожидаясь моей команды, и, по-моему, даже не воспринял Беппо, когда тот спросил:

- Ну что, отпускаем? Значит, закончены переговоры? - а потом, после моего утвердительного кивка, распорядился. - Вперед, тихим шагом!..

Он так и двинулся, как ему было приказано.

Догадка забрезжила у меня лишь тогда, когда пятнистый комбинезон исчез в подворотне, и отмякший Беппо вздохнул с несвойственным ему сожалением:

- Жалко парня. В конце концов, послали его - он и пошел…

- Что такое? - спросил я с нехорошим предчувствием.

- Вы, милорд, видели когда-нибудь выжатый лимон? Шкурка у него, вроде бы, целая, а внутри - смято. Вот так и этот. К вечеру он уже начнет заговариваться, ночью - горячка и бред, будет звать маму, а утром - все, нет солдата. У него - мозг вытечет через ноздри.

- Почему?

- Потому что его допрашивали - милорд Гийом…

Я подумал.

- Значит, и со мной можно сделать то же самое?

- Что вы, милорд! Кому это придет в голову? Вы - лорд Дома Гериков, а допрос - это для простых солдат, вроде меня или как этот…

Казалось, он был шокирован.

- И на том спасибо, - мрачно сказал я.

Лицо Беппо застыло. И вдруг выпученные глаза оделись морщинами, щеточки усов под носом задвигались, точно сержант принюхивался, а бугристые щеки растянулись в подобострастной улыбке.

- Миледи, прошу прощения…

Я обернулся.

Алиса в ярко-небесном, облегающем, как у Мирры, комбинезоне, стояла у меня за спиной, и ноздри ее решительно раздувались.

Она лишь скосила зрачки на Беппо, и тот деликатно попятился.

- Миледи… Милорд… Кгм…

Его заслонили бетонные плиты, складированные неподалеку.

Я знал, что сейчас произойдет, и потому резко поднял обе ладони:

- Пожалуйста, не надо ничего говорить, я - сам все скажу. Я спас жизнь Геррику, и ты оплатила этот долг, как смогла. Ты объявила меня мужем, потому что не видела в той ситуации другого выхода. Я должен был иметь право сражаться, и я сражался и победил. Но ты никогда не думала, что - это всерьез. Так, абориген, которого можно использовать. Но тут появился ребенок - неожиданно для тебя, не так ли? - и вдруг выяснилось, что ты связана со мной крепче, чем предполагала. Тебе это не нравится…

Я замолчал.

- Глупо как-то все получилось, - нервно сказала Алиса. - Чтобы предохранить себя от… последствий… достаточно усилия воли. Непонятно, почему в данном случае оно не сработало. Вероятно, существует какая-то разница биологий. Поразительно глупо, однако я не могу прервать уже возникшую жизнь…

- У вас есть обряд, расторгающий супружеские отношения между мужчиной и женщиной?

Она покусала губы.

- Только для простолюдинов… Брак лорда может прекратить только - смерть.

- Объявляя меня мужем, ты рассчитывала именно на это?..

Алиса покраснела, как мак, и непримиримо вскинула голову:

- Лучше всего было бы, если бы ты пал в бою. Воин, павший за свой Дом, остается в памяти всех следующих поколений. О нем рассказывают детям зимними вечерами. О нем шумят весной пробудившиеся равнины Алломара. Я бы вспоминала о тебе всю свою жизнь…

- Ладно, постараюсь, - ответил я с хмурым сарказмом. - Пасть в бою - это, конечно прекрасно. Я благодарен тебе за такую идею…

- Все равно эта война никогда не станет твоей…

По-моему, она собиралась поцеловать меня. Все правильно. Последний поцелуй воину перед смертью. Предполагалось, видимо, что это вдохновит меня на самопожертвование. Однако внезапно, как пробужденный от спячки медведь, зарычал мотор - в той подворотне, где скрылся спецназовец.

Алиса отпрянула от меня и обернулась.

Приземистый уплощенный бронетранспортер грязно-зеленого цвета, будто таракан, лихо вывернулся из-под арки и, наматывая гусеницами асфальт, рванул к мосту. Спереди у него выдавалась какая-то металлическая штуковина: треугольник из сваренных труб - углом по ходу движения; вероятно, чтобы отбросить чугунные тумбы, препятствующие въезду в крепость. Двигался он, казалось, не слишком поспешно, действительно, как таракан, но уже через долю секунды влез на мостовое покрытие. Ноги у меня ослабели, а сердце трепыхалась, как рыба, вытащенная из воды. Все это происходило быстрее, чем я успевал что-либо сообразить и как-то отреагировать.

События разворачивались как бы без моего участия.

Беппо, выросший из-за тумб при первых же рокочущих звуках, прыгнул в сторону и раскорячился, приседая в стойке «рассерженный краб» - это я уловил неким боковым зрением - приложил ладони ко рту и издал вибрирующий пронзительный звук такой силы, что, наверное, слышен он был не только в крепости, но и по всему городу. Уши у меня заложило. Громадная стая птиц поднялась откуда-то из-за домов на набережной. Они, видимо, жутко галдели, но я ничего не слышал. Тараканистая бронемашина была уже почти на середине моста. - Отойди!.. - как рассерженная пантера, рыкнули сбоку. Деревянный локоть Алисы чувствительно врезался мне в плечо. Значит, я все-таки начинал что-то слышать. Я увидел, что руки у нее приподняты и напряженно расставлены, как у Беппо, а ладони выгнуты тыльной частью вперед, словно она отталкивала от себя что-то невидимое. - Отойди, ради бога, ты мне мешаешь!.. - Яркий синеватый дымок вспыхнул между ладоней. Правую гусеницу бронетранспортера точно парализовало, тяжелая скошенная в гранях машина резко крутанулась на ней, мотор, кажется, взревел еще сильнее, и ребристая туша, в щепки разнеся ограждение, выехала передом в пустоту над водой и медленно перевернулась. Донесся плеск, столб серой пены взметнулся выше моста. Впрочем, из подворотни успели выехать еще два таких же порыкивающих бронетранспортера. А по мосту, пригибаясь, точно под пулями, уже бежали невесть откуда взявшиеся спецназовцы. Сейчас они будут на этой стороне. Я лихорадочно нащупывал на перевязи рукоять Эрринора. Не представляю уж, на что я рассчитывал против спецназа. Алиса же чуть прогнулась и оттолкнула от себя то, невидимое, что было в ладонях. Синий дымок раскалился до ослепительного плазменного шнура, тот надулся беременным червяком и оглушительно разорвался. Воздух впереди задрожал, как над жаровней. Дикими заусеницами поднялись доски моста - вразнобой, расщепляясь, каждая по отдельности, раздались трески, мучительный скрип древесных волокон, обнажился бревенчатый нижний крепеж моста с бурлящей водой в просветах, - и вдруг все это деревянное сооружение оделось ликующим пламенем.