Владислав Михайлов - Потаенные ландшафты разума

Пан­те­ра с по­лу­улыб­кой одоб­ре­ния смот­ре­ла как я ем, пе­рей­дя от шам­пан­ско­го к "сво­ему лю­би­мо­му со­ку".

- Бар­ба­рел­ла, - ска­за­ла она, и сно­ва по-зве­ри­но­му блес­ну­ли ее гла­за.

Я, не вы­пус­кая шаш­лык из рук, по­вер­нул­ся к сце­не. Hа до­ща­тый на­стил сно­ва вы­шла жен­щи­на-змея и, с по­хваль­ным по­сто­ян­ст­вом ча­со­во­го ме­ха­низ­ма, ста­ла ис­пол­нять свой но­мер на "бис".

Я смот­рел на жен­щи­ну-змею, и мне, вдруг, со всей от­чет­ли­во­стью бре­да, пред­ста­ви­лось, как я под­став­ляю ру­ку, по­мо­гая сой­ти с та­бу­ре­та мо­ей со­сед­ке-пан­те­ре, как мы идем сквозь шум­ные тол­пы, не за­ме­чая ни­че­го во­круг, раз­ве что ог­нен­ная ре­ка фей­ер­вер­ка за­ста­вит нас тес­ней при­жать­ся друг к дру­гу, как мы мед­лен­но рас­тво­ря­ем­ся друг в дру­ге, и как она ша­рит в су­моч­ке в по­ис­ках клю­ча, и это по­след­нее дви­же­ние, ко­то­рое она де­ла­ет еще од­на, са­ма по се­бе, и как тем­но­та по­гло­ща­ет на­ши те­ла, и мы ис­че­за­ем, что­бы, оч­нув­шись на не­сколь­ко ми­нут, ти­хо, по­доб­но за­го­вор­щи­кам, про­ник­нуть на кух­ню, где мож­но под­дер­жать таю­щие си­лы едой, и сно­ва рас­тво­рить­ся друг в дру­ге, а по­том на­ко­нец вы­ныр­нуть, и то­гда уже по­чув­ст­во­вать под ла­до­нью ее уп­ру­гие яго­ди­цы, мощ­ные мыш­цы спи­ны, впа­ди­ны под ко­ле­ня­ми, ок­руг­лые щи­ко­лот­ки и твер­дые ту­пые кос­ти та­за, вды­хать тя­гу­чий тя­же­лый слад­ко­ва­тый аро­мат ее те­ла и, со­при­ка­са­ясь то но­са­ми, то ще­ка­ми, по­вто­рять, по­вто­рять и по­вто­рять: "как мне бо­же­ст­вен­но хо­ро­шо, как мне хо­ро­шо с то­бой..."

Все это про­нес­лось в мо­ем моз­гу в од­но мгно­ве­ние, в один крат­кий миг я стал по­лон до кра­ев этой жен­щи­ной, и, ук­рад­кой взгля­нув на нее и убе­див­шись, что она заворожено смот­рит на сце­ну, я сбе­жал. Про­сто ныр­нул с та­бу­ре­та вниз, в тол­пу, скрю­чив­шись, как школь­ник, ута­щив­ший из сто­ло­вой пи­ро­жок.

Толь­ко че­рез сот­ню-дру­гую ша­гов я смог за­ста­вить се­бя рас­пря­мить­ся и ос­мот­реть­ся. Ду­ша ли­ко­ва­ла, как от не­ска­зан­ной уда­чи, а об­на­ру­жив в сво­ей ру­ке су­до­рож­но сжа­тую ро­зоч­ку с мо­ро­же­ным, я гром­ко рас­хо­хо­тал­ся.

Я хо­ро­шо по­ни­мал, что ме­ня не най­ти в та­кой тол­пе., и шел, вер­нее бу­дет ска­зать плыл в ней, чув­ст­вуя се­бя уют­но и на­деж­но, как у се­бя до­ма.

Ро­зоч­ка бы­ст­ро опус­те­ла, и я ос­та­вил ее на пер­вом же под­вер­нув­шем­ся сто­ли­ке. Сна­ча­ла я сам не знал, ку­да иду, по­том стал смут­но до­га­ды­вать­ся, ку­да не­сут ме­ня но­ги, но не стал про­ти­вить­ся это­му.

Я шел ту­да, к ска­лам. Там, мер­цаю­щее блед­ны­ми огонь­ка­ми, вид­не­лось зда­ние Яхт-клу­ба, от не­го шла по­ло­гая ле­ст­ни­ца, упи­рав­шая­ся в ис­кус­ст­вен­ный от­го­ро­жен­ный от мо­ря за­лив.

Я на ощупь на­шел зна­ко­мое ме­сто, про­лез под пе­ри­ла и, упи­ра­ясь го­лы­ми сту­пе­ня­ми в зна­ко­мые вы­бои­ны, спус­тил­ся по об­ли­цо­ван­ной гру­бым кам­нем сте­не с па­рад­ной на­бе­реж­ной на уз­кую по­лос­ку пля­жа.

Мол был со­всем ря­дом. Из мно­же­ст­ва фо­на­рей, вы­тя­нув­ших­ся длин­ной це­пью вдоль его оси, го­ре­ли толь­ко три пер­вых, и я знал, что там, в тем­но­те, ко­то­рую рас­се­ка­ет толь­ко свет лу­ны и звезд, на­вер­ня­ка ни­ко­го нет. Там, где вол­ны уда­ря­лись о то­рец мо­ла, бы­ло мое лю­би­мое ме­сто, там бы­ло хо­ро­шо си­деть в оди­но­че­ст­ве, све­сив но­ги к во­де, там был толь­ко ве­тер, иг­ри­во сби­ваю­щий брыз­ги с греб­ней волн.

Сле­ва и спра­ва от ме­ня сто­ял час­то­кол мачт, впе­ре­ди же бы­ло мо­ре...

Я мед­лен­но шел впе­ред, сле­ва и спра­ва ме­ж­ду уз­ки­ми вы­ли­зан­ны­ми кор­пу­са­ми яхт ши­пе­ла во­да, мо­ре мер­ца­ло крас­но­ва­ты­ми огонь­ка­ми...

Стран­но, но там, впе­ре­ди, в кон­це пир­са кто-то уже си­дел и ло­вил ры­бу. Ед­ва раз­ли­чи­мый си­лу­эт на фо­не ис­си­ня-чер­но­го мер­цаю­ще­го мо­ря. Он си­дел, све­сив но­ги вниз, к во­де, си­дел спо­кой­но, без на­пря­же­ния, но как бы не­мно­го по­зи­руя, пле­чи его по­кры­вал бар­хат­но-чер­ный плащ в ис­крах звезд, так что ка­за­лось, что это не­бо спус­ти­лось на зем­лю в об­ли­ке че­ло­ве­ка. Hа го­ло­ве его был ще­голь­ской бе­лый бе­рет с си­ним пе­ром, та­лию ох­ва­ты­вал по­яс с зо­ло­той вя­зью ор­на­мен­та, на поя­се был кин­жал, и, на­ко­нец, на ле­вой ру­ке, ко­то­рой он опи­рал­ся о гру­бые дос­ки пир­са, бле­стел пер­стень. Я еще не ви­дел его ли­ца, да мне и не нуж­но бы­ло его ви­деть. Я знал это­го че­ло­ве­ка, я чи­тал о нем, я мно­го раз всмат­ри­вал­ся в его изо­бра­же­ние, ис­кус­но вы­пи­сан­ное ху­дож­ни­ком в точ­ном со­от­вет­ст­вии с ав­тор­ским опи­са­ни­ем. Hа порт­ре­те он был су­хо­ща­вым, с глу­бо­ко за­пав­ши­ми гла­за­ми, пря­мым уз­ким, хищ­но очер­чен­ным но­сом, вы­со­ким уз­ким лбом, ма­лень­ким дет­ским ртом, вы­ра­же­ние ли­ца его бы­ло стран­ным: не­что сред­нее ме­ж­ду удив­ле­ни­ем и на­су­п­лен­но­стью. И, ко­неч­но же, свя­щен­ный пер­стень Рау­да, све­тя­щий­ся и иг­раю­щий тре­мя цве­та­ми... Да, это был он, тво­ре­ние Вик­то­ра Май­кель­со­на, - Ка­зи­мир Ма­гат.