Журнал «Если» - «Если», 2003 № 10

Фантастическая судьба трех предшествующих великих антиутопий — Замятина, Хаксли и Оруэлла — это прежде всего фантасмагорическая история их признания (или точнее, непризнания) в нашей стране. Роману Брэдбери, можно сказать, повезло. Книга в советских издательствах прошла на ура — все-таки яркий антиамериканский роман! — и сколько сотен тысяч читателей, не зная даже имен Замятина, Хаксли, Оруэлла, открыто знакомились, по сути, с тем же.

Главный герой — до поры до времени послушный винтик, лояльный гражданин и «функционер» (ведущий инженер у Замятина, сотрудник службы пропаганды у Оруэлла и карательной — у Брэдбери; вот только Хаксли несколько отошел от канона, сделав главным персонажем — дикаря…). Мучительное прозрение, метания в поисках истины — под неусыпным присмотром правителей, играющих со слетевшим с нарезки винтиком в кошки-мышки. Обескураженному от внезапно свалившейся на его голову истины правдоискателю дают возможность самому разобраться в ситуации, иногда сознательно провоцируя (Оруэлл) или выжидая (Замятин и Брэдбери), а в других случаях — с готовностью посвящая несчастного в самые интимные подробности механизма власти (Хаксли).

Между прочим, у Брэдбери Пожарному дозволено любопытство — но в меру. Он может взять любую из приговоренных к сожжению книг на сутки, прочитать и убедиться, до чего все это нелепо, нерационально, а после он сам должен привести «преступницу» на казнь.

Зачем это? Может быть, диктаторам тоже не чужда потребность в самоутверждении? И они вовсе не так уверены в себе, как тщатся доказать своим «подследственным»? Во всяком случае, от тех требуют не раскаяния, не формального признания, не подписи на протоколе допроса: власть над душами, а не телами и языками — вот что влечет «архитекторов всечеловеческого счастья». Это тоже своего рода внутренний огонь. Он сжигает изнутри и он же подпитывает, сообщая смысл построенному миру-застенку. Куда там примитивным инквизиторам, временщикам, идеологам прошлых веков — с их убогой погоней за деньгами, лестью, бабами, комфортом, орденами-побрякушками! Благодетель, Мустафа Монд, О'Брайен и брандмейстер Битти не жалеют времени и сил, чтобы повозиться с впавшим в ересь подданным. Им важно и его, и себя убедить в совершенстве созданной утопии. Потому что единственное, что в состоянии сокрушить ее, это аргумент, мысль, разумный довод.

Как бы там ни было, для всех сомневающихся конец подобных поисков истины в классических антиутопиях один: казнь (физическая у Оруэлла или «умственная» — операция на мозге — у Замятина), самоубийство, как у Хаксли, или… Или все это останется лишь в перспективе — которая может и не реализоваться! Если жертва не сдаётся… В отличие от нумера Д-503, Дикаря и Уинстона Смита, Гай Монтэг не желает безропотно подчиниться системе — он вступает в борьбу с ней!

Что же способно противостоять адской логике духовных наследников Великого Инквизитора, выведенных в знаменитых антиутопиях? В романе Брэдбери это книги. Преследуемые как самые ярые и неисправимые еретики, сжигаемые, но фениксом восстающие из пламени. Заучиваемые наизусть последними книжниками, бежавшими от горе-цивилизации в леса.

Знание, культура, сохраненные не в городских библиотеках, а в лесу. Жутковатый и многозначительный символ! Но другого места нет, потому что мир города, технического комфорта и одичавшего в нем человечества приговорен.

«…Но Монтэг видел этот взмах железного кулака, занесенного над далеким городом; он знал, что сейчас последует рев самолетов, который, когда уже все свершилось, внятно скажет: разрушай, не оставляй камня на камне, погибни. Умри…»

В последние мгновения, пока не прозвучал оглушительный взрыв, Монтэг желает спасения своей жене. И в глубине души, может быть, всему миру, бывшему когда-то и его миром. Но автор непреклонен. Мир этот давно мертв; просто мертвецы сейчас увидят себя со стороны и исчезнут окончательно с лица земли. В неуловимый миг финала, когда уже испортились чудо-стены, превратившись из волшебных призм в самое обыкновенное стекло, жена Монтэга — а вместе с нею и исчезающий в небытие мир — увидела «на стенах свое лицо, ужасающее своей пустотой, одно в пустой комнате, пожирающее глазами само себя…» И мир рассыпался, растаял, развеялся по ветру.

Только огонь не погас.

Эстафету всепожирающего атомного пламени, съевшего безумную цивилизацию вещей, принял трепещущий огонек свечи. И еще костер в лесу, где собрались люди-книги, которым будет время обдумать свершившееся и постараться сохранить тот самый прометеев огонь знания и культуры.