Джон Варли - Титан (другой перевод)

— Живое, — прошептала Сирокко. — Оно живое.

— Что? Что ты сказала? — Билл обеими руками отчаянно цеплялся за приборную панель. К креслу-то он был пристегнут надежно — а вот болты, крепившие само кресло к полу, не выдержали.

Корабль тряхануло еще разок — и кресло Сирокко тоже освободилось от болтов. Край панели пришелся как раз по бедрам. С отчаянным воплем Сирокко рванулась из ремней.

— Рокки, тут все рушится. — Голос Сирокко не узнала, зато страх в нем почувствовала. Удвоив усилия, она сумела одной рукой отстегнуть ремень, другой в то же время крепко держась за панель. Потом соскользнула набок и стала смотреть, как ее кресло, попрыгав по уже расколоченным циферблатам и ненадолго застряв в зубах у бывшего иллюминатора, стартует в космический полет.

Поначалу Сирокко решила, что ноги сломаны, но вскоре выяснила, что может ими двигать. Боль немного утихла, когда она, собрав остаток сил, помогла Биллу выбраться из его кресла. Слишком поздно она заметила, что глаза его закрыты, а лоб залит кровью. Пока обмякшее тело Билла вяло скользило над панелью управления, Сирокко заметила и вмятину на его шлеме. Она пыталась ухватить его сначала за бедро, затем за щиколотку, наконец за ботинок а он все падал, падал и падал в самое средоточие сверкающего душа стеклянных осколков.

Очнувшись, Сирокко обнаружила себя скорчившейся под приборной доской. Долго трясла головой, не в силах вспомнить, как там очутилась. Но торможение было уже не столь резким. Фемиде удалось наконец подогнать «Укротитель» — вернее, то, что от него осталось, — к скорости собственного вращения.

Все безмолвствовали. Из наушников в шлеме доносился целый ураган свистящего дыхания — но ни единого слова. Сказать было просто нечего; а вопли и проклятия уже истощились. С трудом поднявшись, Сирокко ухватилась за край люка, пролезла туда и потащилась сквозь хаос.

Освещение не работало, но солнечный свет, врываясь через пролом в стене, грубо выхватывал из мрака разбитое оборудование. Пока Сирокко брела по обломкам, с дороги у нее убралась облаченная в скафандр фигура. В голове пульсировало. Один глаз так заплыл, что уже не открывался.

Развал был капитальный. На расчистку помещений ушла бы уйма времени.

— Мне нужен полный список разрушений по всем отсекам, — сказала Сирокко, ни к кому конкретно не обращаясь. — На такую встречу этот корабль рассчитан не был.

На ногах были только трое. Одна фигура стояла на коленях в углу, держа за руку еще одну, которая покоилась под обломками.

— Ноги. Не могу. Не могу двинуться.

— Кто это сказал? — выкрикнула Сирокко и бешено замотала головой, пытаясь прогнать головокружение, но преуспела, естественно, в обратном.

— Кельвин, займись ранеными. А я пока посмотрю, что можно сделать с кораблем.

— Есть, капитан.

Никто не двинулся с места, и Сирокко подивилась почему. Все пялились на нее. Интересно, чего они пялятся?

— Если я понадоблюсь, я у себя в каюте. Мне… мне что-то нехорошо.

Один из скафандров двинулся ей навстречу. Пытаясь обогнуть фигуру, Сирокко шагнула в сторону — и нога ушла под пол. Все тело пронзила боль.

— Оно уже влезает. Вон там. Видите? Оно за нами.

— Где?

— Ничего не вижу. О Господи. Вижу.

— Кто это сказал? Всем заткнуться! На этом канале нужна полная тишина!

— Оглянись! Оно у тебя за спиной!

— Кто это сказал? — Вся в поту, Сирокко осеклась. Что-то подбиралось к ней сзади — она это чувствовала! Такие твари как раз и прокрадываются в твою спальню, когда там выключают свет! Нет, не крыса — гораздо хуже! Без лица — одна слизь и холодные липкие лапы! Мертвая, мертвая, мертвая тварь! Сирокко ощупью двигалась в багровом мраке, а позади нее, в лужице солнечного света, корчилась жирная змеюга!

И мертвая тишина кругом. Почему все молчат?

Рука наткнулась на что-то твердое. Сирокко сжала это в кулаке и, только тварь приблизилась, стала рубить — вверх-вниз, вверх-вниз, снова и снова.

Нет, так ее не прикончить. Что-то обвило талию и потянуло к себе.

Облаченные в скафандры фигуры прыгали и метались в тесном отсеке, но щупальца стреляли нитями, липкими как горячий деготь. Нити исхлестали всю комнату, а Сирокко что-то ухватило за ноги и вроде бы силилось разорвать надвое, будто птичью вилочку. Такой боли ей было и не представить, но она все рубила и кромсала проклятое щупальце — пока не полетела в разверстый люк, в колодец, в лестничный проем — в черную бездну беспамятства.