Под левой ключицей белел грубый звездообразный шрам. — Чудом уцелел. Теперь — особая примета… Машина у тебя есть?
— Старый Запорожец, — подтвердил я.
— Ну и как он?
— Ничего, бегает. В прошлом году движок сменил, теперь вообще никаких проблем.
— А раньше, значит, глох?
— Раньше глох. Да ведь ты, наверное, и сам все знаешь.
— Все, да не все. На самолет вы из-за этого не опаздывали?
— Было дело. Это уже сколько?… Лет пять прошло. Нина тогда выиграла в лотерею путевку в Самарканд…
— Как ты сказал? — он схватил меня за руку.
— Что — как?
— Как ее зовут? — Лицо его исказилось страшно, покрылось каплями пота, глаза вылезли из орбит. — Как ее зовут?!
— Нина, — ничего не понимая, пробормотал я.
— Нина? Не Ольга? Нет?
— Да что случилось?
— Подожди… Подожди… Нет, имя — это тоже случайность… Фотографию покажи!
— В комнате…
Он рванулся из кухни, опрокинул табуретку; еще ничего не понимая, побежал за ним.
Он стоял, озираясь, посередине комнаты. Я вынул из стола и подал ему пакет с фотографиями. Он дрожащими пальцами попытался вытащить их, не получалось; тогда порвал пакет.
Карточки рассыпались, разлетелись по ковру, он схватил несколько, поднес к глазам… Потом, обмякнув, медленно подошел к креслу, упал в него и закрыл лицо руками.
Я собрал фотографии, положил их на стол.
Он сидел все в той же позе.
— Что — не она? — осторожно спросил я.
— Наоборот, — тускло сказал гость. — Она.
Я молчал, ждал, когда заговорит снова. И он заговорил.
— Оля тогда выиграла путевку, и мы долго спорили, кому лететь. Решили бросить монетку. Выпало лететь ей. Я отвез ее в аэропорт, проводил. А через день сообщили, что самолет разбился. Погибло девять человек, в том числе она…
Вот оно что, подумал я. Вот оно что
— А у меня заглох мотор, и мы опоздали. Нина улетела следующим рейсом. Да, а тот самолет, я слышал, действительно садился где-то на вынужденную…
— До меня все это очень долго доходило, — продолжал он. — Теплопроводность плохая. Потом в депрессию впал, травиться собрался — ну и положили меня в психушку. Заведеньице, знаешь, — чуть на самом деле крыша не поехала. Ладно, полечили, выписали… Потом бессонница навалилась. И вот лежу я и все эту монетку представляю — как она то орлом падает, то решкой. Орлом — решкой, орлом — решкой…
Он вытащил из брючного кармана бумажник, раскрыл его и показал мне фотографию: Нина (она же, получается, Ольга) была снята где-то на природе — в полосатой майке, с ракеткой в руке, волосы развеваются…
— Так вот, понял я, что монетка эта должна падать и орлом и решкой.
Понимаешь? Любая вероятность должна реализоваться. Иначе равновесие мира нарушится. Как если бы молекулы воздуха стали двигаться не во всех возможных направлениях, а только в некоторых, воздух собирался в одной половине комнаты… Или взять ту же монетку: бросишь сто раз, получится примерно пятьдесят на пятьдесят. А если бросок может быть только один — принципиально один? Тогда, чтобы вышло пятьдесят на пятьдесят, миров должно быть два: в одном выпадет орел, в другом решка. Понял? Вот так я тогда рассуждал — и рассуждал, выходит, верно. Ну а поскольку случайностей таких бесчисленное множество, то и миров, соответственно…
— А это? — я опять изобразил пальцами пешее хождение.
Он пожал плечами — фамильный жест! — и улыбнулся.
— Само получается. Надо только настроиться. Одиночество, знаешь, это такая сила…
— Пошли чай допьем, что ли, — сказал я.
— Пошли… Хороший у тебя чай. Индийский?
— Подымай выше, — сказал я. — Цейлонский.
— Здорово. А то грузинский мне уже…
— Случайно достал, — ответил я и осекся.
— Вот-вот. Я что и говорю. — Он поболтал ложкой в чашке. — Она ведь эту путевку четыре раза выигрывала — это если и вас считать. Один раз все нормально обошлось — долетели без приключений; второй раз, как и вы — опоздали; а в третьем мире он полетел, и самолет разбился, но я остался жив. Черт, запутался, как говорить: «он», «я»
— Так вот что ты ищешь, — понял я наконец.
Ну да, — сказал он. — Мир, в котором я погиб.
Он допил чай и поставил чашку на стол.
— Надо идти.
— Куда же ты, на ночь глядя. Подожди, Нина придет…
— Потому и хочу уйти. Не обижайся. Трудно мне ее видеть…
Он уже одевался, когда зазвонил телефон.
Я взял трубку. Это была Альбина.
— Колечка, дорогой, — защебетала она, — ты очень скучаешь?
Читать дальше