Андрей Лазарчук: Штурмфогель

Все это важно, но не очень.

Дрозд. Уцелевший сотрудник Спецотдела… Это уже серьезнее.

Про Спецотдел и его шефа Глеба Бокия Нойман знал почти все. Знал – и восхищался. Если бы это было возможно, то портрет именно этого человека висел бы сейчас на стене. Рейхсфюрер – замечательный человек, подчиненные его обожают, но в некоторых вопросах он… как бы это сказать… неглубок. Отсюда – упрощенные трактовки, отсюда – излишняя страстность в исполнении. И в результате – постоянные недолеты и перелеты.

Черт… Нойман поймал себя на том, что разминает бугры на щеках.

Да, Спецотдел… Так до конца и не понятно, действительно ли Бокий был в полушаге от захвата власти, или же это выдумка конкурентов – тех, кто почувствовал в нем и в его методах нечто страшное, запредельное, а главное – полностью отметающее необходимость во всех прежних тайнополицейских ухищрениях.

И чем был панический разгром НКВД: простым заметанием следов преступлений или же просто добивали опрокинутое внезапным тычком чудовище, которое оказалось и сильнее, и страшнее всех охотников, вместе взятых – включая Сталина?..

Канарис считал, что – второе.

Да. И еще несколько лет потом длились варварские карантинные мероприятия… примерно так японцы боролись с чумой в Китае: оцепление и огнеметы. Санпосты на дорогах: при малейших признаках лимфаденита – пуля в затылок и известковая яма.

Что характерно: эпидемии удалось не допустить.

По каким признакам в России искали бывших спецотдельцев, Нойман не знал. И сейчас с некоторым трудом заставил себя не думать об этом. Главное, что система поиска оказалась неэффективной. Поскольку кто-то ускользнул…

Дрозд.

Маленькая певчая птичка. Вредитель садов.

Типичный диверсант. И судя по тому, что уцелел, – высочайшего класса. Однако и это не главное.

Главное – это, конечно, известие о предательстве внутри «Факела». О том, чего в принципе быть не может.

И что же тогда? Дрозд блефует? Или кому-то удалось обмануть систему контроля?

В любом случае… так… Он еще раз внимательно прочел текст, будто пытаясь отыскать в нем пропущенные слова. В любом случае придется начинать внутреннее расследование, а значит – ставить в известность Гуго Захтлебена, шефа безопасности…

Проклятая паранойя. Осведомителем мог быть и Гуго!

Да, теперь, пока не выяснится все и до конца, под подозрением окажутся все. Нойман побарабанил пальцами по листку. Это тоже могло быть частью дьявольского расчета Донована. Те, кому надо, знают: Нойман сверх меры подозрителен. При этом осведомлен о своей слабости и умеет держать себя в руках. Но эффективность работы, разумеется, падает…

Значит – ждать вскоре чего-то неожиданного, требующего быстрой реакции и нетривиального мышления. Так?

Может быть…

Он нажал кнопку и велел секретарю вызвать Захтлебена.

Пока тот шел – по коридору до лестницы или лифта, два этажа вверх, снова по коридору… – Нойман достал из картотеки рабочую карточку агента «Ортвин» и бегло просмотрел.

В рабочих карточках, разумеется, не указывалось ни настоящего имени, ни должности агента. Просто: «Офицер ВВС США, наземный состав. Приоритет – 5. Достоверность – 5. Дата вербовки: январь 1942. (Ого, подумал Нойман.) Направление работы – Юго-Запад. Профиль: калиф, башмак, дождь, Сатурн, вензель, тесто. (Для посвященного такое перечисление символов означало довольно многое: в частности, что агент работает исключительно за деньги, достаточно компетентен в технологии сбора и передачи информации, крайне осторожен, при аресте вряд ли будет оказывать сопротивление либо пытаться покончить с собой…) Вербовщик, куратор: Эрвин Штурмфогель».

Интересно, подумал Нойман. Штурмфогель не был специалистом-вербовщиком; впрочем, как всякий оперативник, он имел собственную агентуру. И, насколько Нойман знал, еще ни один агент Штурмфогеля не «сгорел».

Это вызывало сдержанную зависть коллег.

– Что случилось, Зигги? – В кабинет вошел шеф безопасности.

Гуго, «рыцарь Гуго», на рыцаря походил меньше всего – скорее на доброго деревенского коновала. Плешь, нос уточкой, огромные мешки под глазами. Из-за короткой шеи, вздернутых плеч и несколько искривленного позвоночника все его пропорции как-то исказились руки и ноги казались чрезмерно длинными. Было время – удивительно давно, пять лет назад! – когда Нойман ходил у него в подчиненных. Гуго тогда сам отказался от повышения и продвинул своего ученика…

– Вот.