Роджер Желязны - Двери его лица, фонари его губ

Она сказала, что это знает любой идиот.

— Второе, — продолжат я. — Света там будет мало, так что мы поплывем рядом, и у обоих должны быть фонари.

Ее глаза вспыхнули.

— В Джовино [4] 4. Остров в Филиппинском архипелаге. я вытащила тебя без…

Она замолчала и отвернулась. Затем взяла фонарь.

— Ладно, берем фонари. Извини.

— И последнее: надо опасаться винтов, — закончил я. — Уже в радиусе пятидесяти метров от них возникает сильное течение.

Она потерла глаза и надела маску.

— Все понятно. Пошли.

Я настоял на том, чтобы она плыла впереди.

Поверхностный слой оказался довольно теплым. На глубине двух фатомов вода бодрила, в восьми фатомах мы отпустили трап и поплыли. «Десятка» шла вперед, а мы мчались в противоположном направлении, через каждые десять секунд направляя вверх лучи фонариков и проверяя, не слишком ли мы удалились от днища.

Мы неслись под днищем корабля, я отставал от Джин метров на пять.

Под нами была тьма. Бездна. Минданао Венеры, где вечность могла смениться вечным покоем в обители неведомых рыб. Я поглядел по сторонам и коснулся днища лучиком света. Оказалось, что мы проплыли примерно четверть пути.

Я поплыл быстрее, чтобы не отстать от Джин, и разрыв стал сокращаться. Она прибавила скорости, я тоже.

Она повернулась, и луч моего фонаря отразился от ее маски. Она показала два пальца — V — победа — и рванула во весь дух. Я не мог разглядеть, улыбается она или нет.

А разглядеть следовало бы. Следовало бы почувствовать приближение опасности. Для нее это было просто состязание, где главное — выиграть.

Я рванулся изо всех сил. Каждый раз, когда она оглядывалась, мне удавалось немного приблизиться, и вскоре я сократил разрыв до первоначальных пяти метров.

Тогда она включила ранцевые ускорители.

Это было как раз то, чего я боялся. Мы проплыли примерно полпути под корпусом, и ей не следовало этого делать. Сильные струи сжатого воздуха легко могли разбить ее о днище «Десятки» или оторвать ноги, если она неуклюже повернется. Обычно ранцевые ускорители применялись, когда пловцу надо было освободиться от морских водорослей или преодолеть сильное течение. Я прихватил ускорители на всякий случай, опасаясь больших ветряных мельниц — винтов "Десятки".

Джин метеором понеслась вперед. Я почувствовал, что потею и пот смешивается со взбаламученной водой.

Я мчался за ней следом, не желая раньше времени включать свои ускорители, и она раза в четыре увеличила дистанцию между нами.

Ее ускорители отключились, но с ней было все в порядке.

Я фут за футом начал наверстывать упущенное. Теперь я не мог обогнать ее, но должен был оказаться у финиша прежде, чем она успеет подняться на палубу.

В этот миг дали о себе знать винты. Мощное притяжение. Зов мясорубки.

Однажды меня ободрало под «Дельфином», рыболовецким судном среднего класса Я был пьян, да и денек выдался несчастливый. К счастью, судно вовремя повернуло. В бортовом журнале, правда, появилась запись, что я был пьян. Хотя сейчас не время вспоминать об этом. Я тогда все сделал правильно, и, черт побери, все хорошо кончилось.

Джин наполовину уменьшила скорость, но ее все равно сносило к корме. Я и сам чувствовал притяжение и вынужден был замедлить ход. Под водой было трудно определить расстояние, но с каждым ударом своего сердца я убеждался в том, что она могла не опасаться главного винта, но меньший винт, расположенный примерно в восьмидесяти метрах правее, грозил ей верной гибелью.

Джин развернулась и бросилась прочь. Нас разделяло метров двадцать. Она застыла на месте. Пятнадцать.

Ее медленно сносило назад. Я врубил свои ускорители, нацелившись в точку на пару метров позади нее и метрах в двадцати от лопастей.

Напрямик! СЛАВА БОГУ! Обхватил ее… мягкий живот под ладонями… дыхательная трубка бьет по плечу… ПЛЫВИ, ЧТОБ ТЕБЯ! Маска треснула, но удержалась…

Мы поймали линь, и последнее, что запомнилось — бренди, вкуса которого я не почувствовал…

Я расхаживаю по каюте и время от времени сплевываю. Качка длится целую вечность. У меня бессонница, и вновь болит левое плечо. Хоть бы дождь пошел. Возможно, он вылечил бы мой ревматизм. "Глупо все это", — говорю я. Меня знобит, я кутаюсь в одеяло.

Она: — Карл, я думаю, что глупо.

Я: — Тогда считаете, мисс Лухарич, что мы квиты за ту ночь в Джовино. Идет?

Она молчит.

Я: — Еще бренди?

Она: — Да, пожалуй.

Я пью маленькими глотками.