Леонид Пузин - Рассказы (сборник)

— Ага, как блудить — так вы с удовольствием. А как клиент или сутенёр хорошенько начистят рожу — так сразу каяться. Будь моя воля…

Дама не договорила, но по тону сказанного ею Ниночка поняла, что будь её воля, проституткам пришлось бы солоно — нынешние максимальные пять лет трудовых лагерей им бы стали казаться едва ли не детским наказанием.

"И такая гадюка работает в монастырском странноприимном доме? — пронеслось в голове у девушки, — ладно, пусть она не монахиня, но если работает здесь, то, значит, верующая? Связана с церковью? Молится, постится, исповедуется, причащается? Или — необязательно? Может — в контору они берут кого ни попадя? Нет… у неё же не чисто секретарская должность… она же разговаривает с людьми, даёт первые наставления кающимся грешницам… при этом — люто их ненавидя… н-да, дела… не зря "дядя Гоша" советовал держать язык за зубами…"

И Ниночка благоразумно заперла рот на замок, дав разошедшейся даме самой рассказать историю её (Ниночкиного) падения — как-де она, одержимая похотью и корыстолюбием, из глубоко провинциального Святогорска приехала в Столицу нашей Родины разлагать доверчивых москвичей. И как идейно зрелые и морально устойчивые московские мужчины дали укорот зарвавшейся проститутке — начистив ей рожу. Жаль — мало. Будь её воля, она бы таких…

Дама опять недоговорила, но девушка поняла: будь её воля, проституток бы не сажали — расстреливали. Или — публично вешали. Как подрывательниц устоев, врагинь исконной русской нравственности, агенток Мирового Зла.

Слава Богу, этот допрос-обвинение оказался недолгим — в контору вошла монахиня и предложила Ниночке следовать за ней. Девушка, наученная горьким опытом, прежде чем повиноваться монахине, потребовала у дамы вернуть ей паспорт. Та, злобно сверкнув глазами из прорезей в лицевом платке, сунула в Ниночкину руку драгоценную бордовую книжечку с двуглавым орлом — девушка приободрилась. Если эта жирная карга не посмела отобрать паспорт у беззащитной провинциалки — значит, не она здесь главная. Просто, как любой незначительный начальник, обожает измываться над всяким, попавшим к нему в зависимость.

В коридоре монахиня бережно взяла Ниночку за руку, и заговорила с ней ласковым тихим голосом:

— Не обижайтесь, пожалуйста, на Анну Владимировну. Она только внешне такая суровая, а сердце у неё доброе. И очень ценный работник — к нам, знаете, за помощью обращаются разные девушки, многие из них не в ладу с законом, и порой возникают весьма щекотливые ситуации. Так вот, Анне Владимировне почти всегда удаётся отстоять их от судебного преследования. А что бранится — нехорошо, конечно, но… за её богоугодные хлопоты многое ей простится. Да, извините, меня зовут сестра Евдокия, а вас?

Ниночка представилась и робко спросила у монахини:

— Сестра Евдокия, а правда, что мне здесь помогут? Ну, возвратиться в Святогорск? У меня, знаете, денег осталось немного, восемьсот рублей, а самый дешёвый билет стоит восемьсот пятьдесят. Да и на Казанском вокзале мне нельзя появляться…

— Помогут, Ниночка, — заверила сестра Евдокия, — поживёшь недельку у нас, поправишься, три дня поговеешь, исповедуешься, причастишься — ты ведь крещёная?

— Конечно, сестра Евдокия. А разве в наше время есть ещё некрещёные? Ну — кроме лиц Кавказской, Средневолжской и Иерусалимо-Иорданской национальности?

— Встречаются, Ниночка, хотя и редко. Особенно — в больших городах: Москве, Питере, Новосибирске… — Вовлекая девушку в диалог, отозвалась монахиня. — Только это, Ниночка, — сестра Евдокия заговорщицки утишила голос до шёпота, — не то что бы тайна, но распространяться об этом всё же не следует…

Девушка вздрогнула — надо же! Сначала милиционер, а теперь монахиня советуют ей одно и то же: не быть треплом. Значит — неспроста. А если вспомнить якобы не злую Анну Владимировну, которая, тем не менее, хотела зажилить её паспорт… нет! Осторожность и ещё раз осторожность! Тогда, возможно, ей удастся выбраться из этой передряги.

Показав Ниночке её койку в спальной и общую трапезную, сестра Евдокия отвела девушку в медицинский кабинет, где, внимательно осмотрев и бережно ощупав лицо, предложила пациентке раздеться догола.

(Не стесняйтесь, Ниночка. До того, как постриглась, я работала врачом-травматологом в скорой помощи, а вас надо осмотреть полностью. Боюсь, что, когда вы "упали с лестницы", пострадало не только лицо.)

Синяки "украшали" всю верхнюю половину Ниночкиного тела — по счастью, не сплошь, а россыпью: грудь, плечи, живот. Уложив девушку на кушетку, сестра Евдокия занялась обстоятельным осмотром, особенное внимание обратив на левую грудь и верхнюю часть живота, где наблюдались обширные фиолетовые пятна. Однако тщательное пальпирование не выявило заметного повреждения внутренних органов — да и общее Ниночкино состояние не давало поводов для особенного беспокойства.