Леонид Пузин - Рассказы (сборник)

На этот раз квартирохозяйка зашла, торопясь поделиться животрепещущей новостью — услышанной ею днём, при посещении церкви.

Из пяти бывших в их городке до революции и закрытых в двадцатые годы храмовых зданий с начала войны два — одно в ноябре сорок первого, а другое в апреле сорок второго — вернули Церкви, и Анна Степановна не только на праздники, но и каждое воскресенье регулярно ходила к обедне. Что Надежде Васильевне, как работнику образования, было заказано — к немалому её огорчению. Нет, не то что бы молодая учительница сознательно верила в Бога, но надежда на встречу там… которую Церковь всемерно культивирует… увы, увы, увы…

— Знаешь, Надя, — прямо с порога, утишив голос до шёпота, начала Анна Степановна, — сегодня в церкви… нет, ты не подумай, на этот раз точно.

Слухи о том, что мужчин после десяти лет службы вот-вот начнут "актировать", то разгораясь, то затухая, уже четыре года циркулировали в их городке, и Анна Степановна для вящей убедительности сослалась на авторитетный источник.

— Нам, своим знакомым бабам, Ефросиния Ефимовна сказала по большому секрету. А у Ефросиньи Ефимовны, ты знаешь, я тебе говорила, сын служит в райкоме вторым секретарём. Так вот, она сама слышала, как её Михаил говорил своему заму, что это дело решённое. Что двадцать второго июня — ну, на двенадцатую годовщину начала войны — Сталин издаст указ. Чтобы, значит, всех мужиков, которые воюют десять лет и больше, вернуть по домам. Актировать вчистую. И каждому, представляешь, Надя, пенсию аж по тыще рублей! Да ещё — надбавка за ордена. А которые Герои Советского Союза — тем вообще! За одно только звание будут платить по три тыщи! Но и тыща — тоже! Очень даже неплохо! У меня вон со всеми премиальными — восемьсот и то не выходит. Да налог, да профсоюз, да военные облигации. А им пенсию — без налога. И облигации — только тем, кто захочет. А представляешь, Надя — вдруг твой Иван найдётся? Ой, прости старую дуру!

Увидев, что учительница заплакала, спохватилась Анна Степановна.

— Вот увидишь, Надя, найдётся! И не надо никакой пенсионной тыщи! Типун мне на язык — глупой бабе! Надо же — так ляпнуть! Прости меня Господи — какие пенсии! Вернулись бы — вот что главное! И они вернутся — сама увидишь. И твой Иван — обязательно. Ведь он же с первого дня воюет. И как только двадцать второго июня Сталин издаст указ — твоего сразу домой.

Надежда Васильевна знала, что этот страстно ожидаемый всеми женщинами указ ни при чём. Выйдет он или не выйдет — а скорее всего, не выйдет, в пятьдесят первом к десятилетнему юбилею в него верили много сильнее, чем сейчас, и? — возвращение Ивана зависит не от этого мифического указа. Нет — только от неё. От её выбора. Добровольного выбора. Ведь возвратить её Ванечку могло только чудо. И чтобы оно произошло…

Выплакавшись, Надежда Васильевна от всего сердца приняла неловкие извинения Анны Степановны: ну что ты, Аня, я понимаю. Мало ли о чём болтают бабы — ты не нарочно. Не думая сглазить Ванечку… А что он скоро вернётся… знаешь что… поставь за его возвращение свечку. Ну — кому полагается. А то мне в церковь нельзя — уволят.

Обрадованная Анна Степановна поспешила заверить учительницу, что в следующее воскресенье — она обязательно. За возвращение Ивана поставит три свечки: Спасителю, Богородице и Николаю Угоднику. И непривычно для комсомолки тридцатых годов аргументировав отказ от денег за свечки, — что ты, Надя, как можно! брать деньги за богоугодное дело, грех! — пригласила Надежду Васильевну выпить настоящего грузинского чаю. К тому же — из самовара.

В одной из двух уютных комнаток квартирохозяйки важно пыхтел на столе заправленный еловыми шишками самовар, на тумбочке в углу то играл музыку, то пел песни, то рассказывал об успехах социалистического строительства изобретённый для проверки стойкости духа советских людей "Рекорд", Анна Степановна потчевала гостью чаем с вишнёвым вареньем, как вдруг…

…у Надежды Васильевны вдруг мелькнула совершенно дикая мысль. Настолько ни на что не похожая, что учительница, не подумав о возможной опасности, выпалила, не донеся до рта ложечки с густым вареньем.

— Послушай, Аня… а где воюют наши мужчины?! Ведь Родина-то освобождена?! Ведь ещё осенью сорок четвёртого года наша доблестная Красная армия изгнала вероломных захватчиков за священные рубежи нашей Отчизны?! А союзники, — однажды прорвав плотину, мысли Надежды Васильевны неслись безудержным, сметающим всё потоком, — к началу сорок пятого освободили Францию, Бельгию, Данию, Норвегию — ну, в общем, весь запад! А Муссолини ещё в сорок третьем порвал с Гитлером — ну, помнишь, вскоре после Сталинграда? А мы всё воюем и воюем… где — Аня?.. И… с кем?