Николай Чадович - Администрация леса

Мальчик заплакал — без раскачки, всхлипываний и хлюпанья носом — сразу очень горько и очень громко.

— Прекратите немедленно! — впервые в голосе чиновной красавицы появилось что-то похожее на чувство. — Вы что, нарочно?

— Нет, — залепетал отец, пытаясь вытащить сына в коридор.

Однако тот ловко выскользнул из его рук, повалился на толстый, пастельных тонов ковер, руками вцепился в ножки ближайшего кресла, а ногами забарабанил в тумбу письменного стола. Рев его не то что не ослабевал, а с каждой минутой становился все громче и безутешней.

— Х-хочу в ле-е-ес! — прорывалось иногда сквозь слезы. — В лес хочу! Те-е-тя, подпиши заявление!

— Позор! — вскричала взбешенная начальница, подхватывая падающую со стола вазу. — Как вам не стыдно! Давайте немедленно вашу бумагу! И чтоб даже духу вашего здесь не было!

— Зачем ты это сделал? — спросил отец в умывальнике, тщательно обрабатывая лицо сына холодной водой с мылом.

— Мне стало тебя так жалко!

— Спасибо. Но больше никогда так не делай. Никогда!

— Хорошо, папочка. Ой-ой! Мыло в глаз попало! А что тетя написала?

— Разрешить в виде исключения, учитывал особые обстоятельства.

Только к вечеру они оказались, наконец, в святая святых этого огромного лабиринта этажей, холлов, лифтов, коридоров, приемных и канцелярий, совсем рядом с почти недоступным для простых смертных логовом местного Минотавра, одинаково способного и на царскую милость, и на сатанинский гнев.

Ковровые дорожки гасили звук шагов, в каждом углу сверкали медные плевательницы, в полированные двери можно было смотреться, как в зеркала. Если на нижних этажах служащие нередко расхаживали в партикулярном платье, не стесняясь распахнутых пиджаков и расслабленных галстуков, здесь все строго соблюдали форму одежды. То и дело мелькали оливково-зеленые френчи, золотые пуговицы, витые шевроны на рукавах.

Окончательное решение должен был принять сам Верховный Администратор, человек известный в своих кругах примерно так же, как папа римский среди католиков, личность прославленная своими деяниями и давно уже почти легендарная — защитник зверей и птиц, великий знаток трав и деревьев, враг браконьеров и порубщиков, гроссмейстер ордена лесничих, заслуженный егерь, бакалавр всех лесных наук, кавалер ордена Золотого Лавра и лауреат премии Гималайского Медведя.

В одной из четырех приемных их встретил невзрачный человечишко с лицом, похожим на комок измятой туалетной бумаги. Единственной запоминающейся деталью в его облике были три веточки дуба в петлицах мундира.

Такие знаки — и отец это прекрасно знал — присваивались только за исключительные заслуги в деле лесоводства и лесоустроения, — например, если кто-то смог бы единолично засадить пальмами и баобабами всю пустыню Сахару.

Трижды Дуб забрал у отца заявление вместе со всеми подколотыми к нему справками, копиями, выписками и квитанциями, переложил все это в зеленую, сверкающую лакированной кожей папку и затем провел краткий инструктаж:

— Войдя в кабинет, вы остановитесь на месте, указанном мной, и на протяжении всей беседы будете на нем оставаться. Стоять навытяжку нет необходимости, но махать руками, слишком энергично переминаться с ноги на ногу, становиться к НЕМУ боком, а тем более спиной, не рекомендуется. На вопросы отвечайте кратко и четко, исчерпывающе, но без лишних подробностей. Иногда ОН может задать какой-либо странный, на первый взгляд, вопрос, в котором, однако, будьте уверены, всегда содержится глубокий затаенный смысл. Коли не знаете, что ответить, следите за мной. Вот так, — он опустил веки долу: — Да! А так, — он вылупил глаза: — Нет! Не смейте сами задавать вопросы! И никаких просьб, кроме тех, что изложены в заявлении. ОН добр и великодушен. ОН может сделать нам какое-нибудь лестное предложение. Отказывайтесь, обязательно отказывайтесь! Кабинет покинете по моему знаку. Не забудьте поблагодарить ЕГО вне зависимости от принятого решения. Все понятно? В таком случае прошу следовать за мной.

То, что они увидели, войдя в покои Верховного Администратора, ошеломило и отца, и сына, правда, в разной степени. Место, в котором они оказались, могло быть чем угодно, но только не рабочим кабинетом. Яркие потоки света косо падали вниз через стеклянную двускатную крышу, однако в гуще кустов и деревьев царил приятный полумрак. Два огромных волка, сверкая стеклянными зенками, скалили пасти на застывшую в грациозном прыжке косулю. Кабан, напрягая загривок, упирался рылом в муляжный валун. Кондиционированный ветерок плавно покачивал стайки птиц, подвешенных на тончайших, почти невидимых нитях. В небольшом озерце, из которого, журча, вытекал веселенький, весьма натуральный ручеек, плавали толстобрюхие, длиннохвостые рыбины — живые, не чучела.