Вадим Бочкарев - Кладоискатель

Каганович протянул Владимиру маленькую, но увесистую золотую монету. Она была неправильной формы, напоминала обмылок с тонкими краями.

— Испанская осьмушка. Двадцать семь граммов. На одной стороне — крест, на другой — старый герб Испании. Если переплавить в чистый металл, то почти тысяча евро. А если оставить как есть… Первая монета из залива Виго… Думаю, можно и сто тысяч за неё поиметь.

— Мы должны поговорить о делах?

— Нет, — весело рассмеялся олигарх. — Никаких дел, всё к чёрту! Вино и женщины! Развлекайся! Кстати, составь компанию Яфе. Она ни слова по-русски не понимает, так что можешь рассказать ей что-нибудь нудное. Главное — взволнованным голосом…

Каганович манерно поклонился и соединил их руки. А после легко подтолкнул Владимира коленкой под зад и засмеялся, поднимая бокал с шампанским.

Владимир понял, что Яфа — подарок, и весьма ценный. И почувствовал, что благодарен весело ржущему олигарху.

Нет на свете ничего глупей, чем влюбленная парочка. Причем дуракам непременно везёт — Владимир убеждался в этом сто раз.

За Женей он готов был и головой в омут, и на танки грудью, и даже в ЗАГС, хотя последнее, пожалуй, было всего страшней. Он вырос без матери, приглядывать за ним было некому. Дед изредка гладил по голове и совал в карман денежку — на мальчишеские забавы. Отец кормил, покупал какие-то шмотки, но ни учёбой, ни личной жизнью никогда не интересовался. Само собой, при такой жизни главной ценностью для Владимира стала свобода, и ему странно и страшно было предлагать едва знакомой девушке руку и сердце. Но он сделал это.

Женя вроде бы и отказала, и в то же время сказала «не брошу». А через неделю потащила к родителям — знакомиться.

Её родители жили в маленьком городе Шуя, в 30 километрах от Иванова. Знакомство прошло успешно и очень быстро: отец-алкаш был рад поводу выпить, сходу хлопнул три стопки и начал валиться набок. Измученной матери было не до гостей. Даже толком не перекусив, они с Женей убежали из родительского дома и отправились гулять по городу. Бродили по старинным улочкам с вековыми липами, любовались широким разливом реки с высокого берега. И здесь, на берегу, Владимира вдруг накрыло, яркая весенняя картинка развалилась, показались сероватые контуры, прочертилась глубь земли: остатки свай, срубов, черепки, обломки инструментов и — горсть монет.

— Женя, мы сможем найти лопату? — спросил он.

— Здесь нельзя копать, это же древний крепостной вал, — напугалась она.

— Не бойся, мы совсем чуть-чуть.

Они выпросили лопату в Доме детского творчества, где у Жени были знакомые: школьницей занималась тут в драмкружке. Вернулись на горку. И в самом деле, Владимир копнул всего пару раз и вместе с песком выбросил под ноги девушке горсть монет. Яму аккуратно зарыли, засыпали прелой листвой, затоптали. Лопату вернули в Дом творчества и там же, в туалете, вымыли руки, отмыли монеты.

Владимир завернул их в платок, все, кроме одной двухкопеечной денежки, на которой хорошо был виден год — 1788-й.

— У вас в городе есть антикварная лавка, магазин какой-нибудь, ломбард?

— Не знаю даже… Я никогда в таких местах не бывала.

— А валюту кто-нибудь продаёт с рук?

— Да, около банка всё время сидит мужик, предлагает валюту.

— Идём туда.

Около банка дежурил молоденький скупщик, худенький, гнусавый, чуть косоглазый. Он заметно побледнел, увидев, что ему предлагают. Долго крутил монету так и эдак, рассматривал шрифт, насечки. Начал знакомиться:

— Меня зовут Димон, я тут один работаю. Никто кроме меня в таких вещах не понимает, даже не ищите. И деньги нормальные только я дам.

Димон задал сотню вопросов — кто такой, как зовут, где живёшь, где нашёл, есть ли ещё монеты или, может, иконы? Владимир отвечал уклончиво. В конце концов попытался забрать монету из цепких лап перекупщика — или возвращай, или гони деньгу.

— О чём ты говоришь? Заплачу.

— Сколько?

Димон быстро огляделся и, не увидев вокруг никого подозрительного, достал из-за пазухи пачку тысячных. Отсчитал пятьдесят штук и протянул Владимиру:

— Больше не могу. И так в убыток беру. Просто для коллекции нужна.

Владимир быстро сунул деньги в карман и, не прощаясь, пошёл прочь.

— Телефон оставь! — гнусавил вдогонку перекупщик.

Они с Женей тут же взяли такси и уехали в Иваново. Всю дорогу она молчала, и только по широко открытым глазам можно было понять, как ей страшно.

На «Пифагоре» бушевал праздник. Гремела музыка, по палубе сновали официанты с подносами. Каганович, обнявшись с Архаровым, пел про есаула и коня. А Владимир водил девушку за руку и безостановочно говорил. Они изрядно выпили, и язык его развязался не на шутку. Яфа внимательно смотрела на своего спутника, но ни разу не кивнула — не понимала ни слова.