Андрей Федосеенко - Искатель. 2009. Выпуск №2

— Ну?

— Второй звонок. Якобы мертвецы вылезли и бродят меж крестов…

— Какая-то чушь.

— Опер съездил. И подтвердил, что на кладбище бесовщина. Крик из-под земли, будто черти друг друга кошмарят.

— Боря, ты с кем-то поговорил?

— С одной женщиной. Она сказала, что покойников тревожить нельзя. А накануне весь день по могилам шатался мужик и рисовал могилы на планчик…

— Какой мужик? — вырвалось у Рябинина.

— Пожилой, в очках, чего-то записывал. Видно, покойникам это не понравилось…

Они приехали и, оставив машину у ограды, двинулись меж могил. Рябинин кладбища не узнавал — оно изменилось, как все меняется ночью. Темноты не было, но в белесом свете, как огромные светлячки, ползали огни. Это опера с фонариками прочесывали кладбище.

У того злополучного склепа толпились люди: Дора Мироновна, Лошадников, эксперт-криминалист, милиционеры, понятые… Металлическая дверь распахнута. Рябинин знал, что в склепе сейчас никого нет. Живых… Дора Мироновна сделала непонятный жест, словно хотела загородить ему дорогу или о чем-то предупредить.

Он вошел.

Людская плоть в свете мощного фонаря. Два обнаженных тела лежали на полу в неестественных позах, будто танцевали и свалились. Одежда сорвана, кровь. Рты открыты, глаза вылезли из орбит. Смерть от ужаса. И Рябинин, который много видел жути, понял, что в своей жизни видел еще не все.

Он вышел на воздух.

— Я их не знаю…

— Ты их не узнаёшь, — поправил майор.

— Коловратский и его любовник с гульфиком, — ввернул Лошадников.

— Ужасная смерть от удушья, — вполголоса сообщила судмедэксперт.

— А почему кровь?

— Сережа, смерть. Они кричали, стучали и бились головой о дверь.

Рябинин не понимал: неужели в это ветхое сооружение воздуху не просочиться? Он вспомнил, что днем на этом склепе видел, скорее всего, вытяжную трубу. И вскинул голову, чтобы ее увидеть. Майор его взгляд перехватил:

— Сергей, трубу заткнули стекловатой и замазали глиной.

— Кто это сделал?

— Тот, кто запер их на замок.

— И кто же?

— Будто не знаешь — она.

Рябинин знал. Ему вечером звонил капитан и виноватым голосом рассказал про визит к Изольде. И даже передал ее юридическое соображение, что убивают не за любовь, а за измену. Измену с другой женщиной, а если измена с мужчиной?

— Боря, а где Палладьев?

— Ловит Изольду.

— На квартире?

— Нет, в аэропорту: у нее билет до Лондона.

— Зачем ей туда? — удивилась Дора Мироновна.

— Кушать овсянку, — серьезно объяснил Рябинин.

На стекла его очков начала оседать какая-то муть, кресты почернели, и пропало небо — на кладбище вползал серый туман. Надо браться за работу: осматривать трупы, составлять протокол, записывать свидетелей… И волей давить на сознание, чтобы оно картину в склепе зафиксировало лишь в кратковременной памяти. К ограде уже подкатила труповозка…

Рябинину показалось, что судмедэксперт бормочет. Он нагнулся к ее лицу:

— Дора Мироновна, не расслышал…

— «Убери меня с Твоей земли, с этой пьяной, нищей и бездарной…»

— Молитва?

— Сережа, это слова матери Марии, Елизаветы Кузьминичны Караваевой.

По-над Десной, на отлогом холме, утопая в густой зелени деревьев, стоит село Старый Крупец. По нынешним меркам, село немалое — более двухсот дворов, но бесперспективное. Молодежь покинула некогда богатое место, и остались доживать свой век тут старики да старушки.

Своим возникновением Старый Крупец обязан помещице Соловской. В начале двадцатого века коренная москвичка, дочь отставного генерала царской армии, приобрела плодородные земли в, бывшей Западной губернии. Здесь, в живописном месте, на самом юру, хозяйка имения возвела свою усадьбу. Каждое лето напролет Соловская проводила в имении, а на зиму уезжала в столицу.

Управляющим в имении Соловской был надежный мужик Даниил Красовский. Поляк по происхождению, волей судьбы оказавшийся в России, дела в большом хозяйстве помещицы вел исправно. Заливные земли давали богатый урожай зерновых и овощей.

Главным строением в усадьбе Соловской был двухэтажный барский дом — полукаменный, полудеревянный, с венецианскими окнами. Вокруг дома, на уровне второго этажа, была оборудована резная терраса, заканчивающаяся длинным спуском к Десне. Поодаль от дома размещались хозяйственные постройки, скотные дворы, конюшня. Вокруг имения был разбит большой парк, а под окнами дома — куртины, на которых до глубокой осени цвели яркие цветы.