Андрей Федосеенко - Искатель. 2009. Выпуск №2

День прошел в нудной суете. Вечером капитан подъехал сменить участкового, который почему-то сидел на заведенном мотоцикле:

— Лошадников, чего бензин жжешь?

— Товарищ капитан, они только что поехали!

— Кто?

— Коловратский и его парень из кафе. Тот, с гульфиком. Я хотел за ними…

— Они с вещами?

— Нет, обнявшись.

— Лошадников, я знаю, куда они поехали.

Отпустив участкового, Палладьев задумался. Ушла ли Изольда? Проще глянуть, тем более что он решил с ней поговорить, исходя из двух соображений…

Во-первых, роль Изольды в этом могильном деле скорее всего второстепенная. Закоперщиком был Коловратский, а Изольда — соучастница. Надо узнать у Рябинина, может ли соучастница быть и потерпевшей, учитывая фокус с трупом ее отца. Поэтому капитан надеялся, что расколоть ее на правду вероятнее, чем Коловратского.

Во-вторых, Рябинин, конечно, хороший психологи допрашивает виртуозно. Но он, лицо строгое, следователь прокуратуры, вызывает ее на официальный допрос, с протоколом. Капитан же хотел провести с Изольдой доверительную, как говорят опера, беседу, в которой она может сказать то, чего не скажет следователю…

Палладьев вошел. Тишина показалась необычной, будто что-то выжидала. И никого: ни клиентов, ни лопоухого. Изольду обнаружил в дальней комнате. Она тускло смотрела в погасший экран компьютера. Видимо, Палладьев в нем отразился. Изольда удивилась равнодушно:

— О, капитан… Пришел допрашивать?

— Нет, поговорить о тебе.

— О себе все знаю.

— Интересно послушать.

— Я амбициозна, тщеславна, сексуальна… Обожаю иномарки, зарубежные туры, Интернет… Хватит?

Капитан сел, обозначив серьезность разговора. Или сел потому, что замешкался с логичным ответом, чего она упустила для счастья женщины?

— Изольда, а любовь?

— Разве секс не упомянула?

— Я спрашиваю про любовь…

— Капитан, любовь — это биохимия. В крови вырабатывается много дофамина, амфетамина, серотонина… Вот и сексуальное опьянение.

— Какое-то химическое понимание любви. Изольда, а ведь за любовь убивают.

— Не за любовь, а за измену, — резонно поправила она.

— Изольда, неужели ты не влюблялась?

— Если испытывала сексуальный голод, но всегда соблюдала интимную дистанцию.

Поскольку разговор шел про чувства, то Палладьеву вспомнился лейтенант Облаев, который влюбился в первокурсницу, летал, как воздушный шарик, а потом опал и поник, словно этот шарик прокололи. И признался, что полюбил беременную.

Капитану пришел на ум другой эпизод. Вернулась девушка с работы, дверь в квартиру взломана… Вызвала милицию. Что пропало? Ничего не пропало, а даже прибыло. На книжной полке лежат торт и букет цветов. Она догадалась, что это дело ее нетрезво-влюбленного коллеги. Криминальная любовь?

— Капитан, кофе хочешь?

— Нет, спасибо,

Кофе он хотел, но можно ли пить этот мирный напиток перед тем разговором, который он хотел затеять? Ему показалось, что ее лицо задела обида: видимо, мало кто отказывался пить с ней кофе. А капитана задела опоздавшая мысль: Изольда не признает любви… А как же Генрих? Мысленно помявшись, он спросил прямо:

— Изольда, а Коловратского любишь?

— Капитан, наглый вопрос.

— Ты женщина репродуктивного возраста, а ни семьи, ни детей…

— Капитан, ты нарушаешь права человека.

— Не права человека нарушаю, а элементарную логику. Ты же показала свою любовь к Генриху!

— Как показала? — насторожилась она.

— Изобразила покойницу. А не противно было лежать в гробу, да еще на трупе?

— Ментовская клевета…

— Ментовская? — выдохнул капитан с таким нажимом, что не сказал, а ухнул. Видимо, этот почти дикий звук поднял его. Встав, он уперся взглядом в потолок. Изольда тоже вскинула голову. Капитан проделал молниеносную операцию: прыгнул к ней и отлепил белый кружок лейкопластыря. Там, где основание подбородка сливается с шеей, обнажилась коричневая плоская родинка.

— Хам! — вскрикнула Изольда, приходя в себя. — Какое имеешь право?

— Глянуть на родинку?

В комнате стало тихо и даже пустовато, как после убежавшего вихря. Изольда сидела, будто этот вихрь выбросил ее на берег. Светло-лимонный цвет волос ей не шел. Амбициозной и тщеславной женщине больше к лицу агрессивно-черное. И он не мог понять: ее глаза перестали быть круглыми или от злости сузились, как ее модная оправа?

— Капитан, что вам всем от Генриха надо?

— Для начала — честного признания…

— О, я знаю… Вы ему завидуете.