Александр Студитский - Разум Вселенной

Она кладет руку на его рукав. Автобус подходит.

— Не нужно огорчаться этим, Юра, слышишь?

— Ну, не умру же я от этого! — говорит Юрий, отводя глаза.

— До свидания.

— Прощай.

Он входит в автобус, не оглядываясь. Долго стоит у дверей, не понимая, что делать дальше. Автобус мчится сквозь моросящий дождь вдоль ограды астрономического института. Небо закрыто тучами так плотно, словно за ними нет ни звезд, ни планет и земной шар в полном одиночестве летит в холоде и мраке космического пространства. Юрий идет по проходу. Опускается рядом с широкоплечим человеком в темной намокшей шляпе. Сидит, устремив застывший взгляд в стекло. Цепочки огней прыгают в темноте впереди. Вот и все. Юрию невыносимо грустно, словно он навечно обречен нестись в этом полупустом автобусе в мокрую темноту без цели и смысла.

И вдруг тяжелая рука опускается на его колено. Он в недоумении косится на своего соседа. Это профессор Панфилов.

— Здравствуйте, Павел Александрович, — говорит Юрий. — Извините, я вас не заметил.

— А я заметил вас сразу, Чернов. И вижу, что с вами неладно. Какая-нибудь беда?

— Да, — отвечает Юрий.

— На кафедре?

— И на кафедре тоже.

— Не ладится с работой?

— Да.

— Ну, это еще не настоящая беда. Хуже бывает, когда все ладится. А еще?

— Личная... неприятность.

— Но вы живы-здоровы?

— Да.

— И она, — он чуть-чуть подчеркивает слово «она», — тоже?

— Да.

— Ну, тогда еще не самая большая беда. Во всяком случае, поправимая. Куда вы едете?

— Не знаю. Домой, — вяло ответил Юрий.

Тоска не ушла. Она оставалась с ним, как боль от ушиба. О ней можно было ненадолго забыть, но любое неосторожное прикосновение вновь вызывало ее с прежней силой. Юрию казалось, что так будет всегда — ощущение тупой, ноющей, неотвязной боли в сердце. И все же, когда в зале погас свет, на экране появились мелькающие тени и из ящика репродуктора послышались нежные поющие голоса, ему стало легче, словно он перешагнул порог какого-то другого мира, где переживаемые им чувства уже теряли прежний смысл и значение. Он увидел на экране белые точки, плавающие в глубокой темноте вечной ночи, и его захватило ошеломляющее впечатление зова из непроглядных глубин вселенной.

— Эта призма посвящена воспитанию на планете Ао, — послышался голос Тенишева. — Расшифрованные данные очень любопытны.

На экране возникли знакомые силуэты аоитов на фоне мерцающего над горизонтом света.

— Текст записан в переводе на русский язык, — сказал Тенишев. — В значительной мере это вольный пересказ. Много пропусков.

На экране появилось неясное изображение города — белых невысоких зданий, окруженных густыми деревьями. Раздался негромкий мягкий баритон диктора.

— Высшая функция мыслящей материи — передача накопленного опыта последующим поколениям мыслящих.

— Это почти дословный перевод, — пояснил Тенишев.

Здания надвигались на зрителя. Стали различимы прозрачные стены с вертикальными полосами штор, регулирующих поступление света внутрь здания. Раздвинулись двери, и дети высыпали на просторную площадку перед школой.

— Младший подготовительный возраст — в пересчете на земные годы от пяти до семи лет, — произнес диктор.

Еще одно здание. Раздвигающиеся двери. Новая группа детей.

— Средний подготовительный возраст — от семи до двенадцати лет.

И опять раздвигаются двери. Мальчики, девочки, подростки, юноши, девушки. Они уже выходят на площадку перед зданием школы попарно, занятые оживленной беседой. Легкие, светлые одежды, быстрые, точные движения. Прекрасные тонкие лица, снова напомнившие Юрию фрески Рублева и картины Боттичелли.

— Исследовательский возраст — от двенадцати до двадцати лет, — продолжал диктор.

— Все воспитание у них подчинено главной цели — выявлять и развивать исследовательские наклонности, — пояснил Тенишев. — Вот слушайте.

— Великое свойство мыслящей материи — познавать природу вещей и использовать плоды познания для управления вещами. Воспитывать — это значит вести к высшему благу — познанию, учить познавать и властвовать над вещами.

— Это опять почти дословный перевод, — сказал Тенишев.

— Живое возникло и развивается, — опять раздался голос диктора, — в отношении напряжения к окружающим живым и неживым телам. (— Нечто вроде закона единства организма и среды, — сказал Тенишев.) Живое тело всегда обращено к окружающему миру с вопросом: Кто ты? Что ты для меня? (— Это, конечно, метафора, — пояснил Тенишев.) Из мучения живых тел в их отношениях с телами внешнего мира рождается самый прекрасный плод материи, мысль, озаряющая существование мыслящих, составляющая цель и смысл их бытия.