Александр Студитский - Разум Вселенной

Собственно, закономерностями и механизмом наследственной передачи занимались на биофаке на трех кафедрах: генетики, вирусологии и космической биологии. Остальные кафедры работали в областях, не имеющих прямого отношения к вопросам наследственности. Но если спросить на любой кафедре, признают ли ее заведующий и сотрудники зависимость наследственности от ДНК, все как один, за редчайшими исключениями, ответят: «Конечно. А как же иначе?».

«А как же иначе?» В этом и заключалась главная трудность борьбы с теорией информации в науке о наследственности. Как же иначе, если не ДНК?

И что же все-таки обусловливает наследственность, если не ДНК? Так скажут Юрию на любой кафедре, в любой лаборатории, где он захочет работать, кроме одной кафедры и одной лаборатории, где работает профессор Панфилов.

На другой день после беседы с Всеволодом Александровичем в лабораторию зашел Штейн и сказал Юрию, что профессор просит его написать подробный отчет о проведенной работе с соображениями о плане дальнейших исследований.

— Но Всеволод Александрович ведь знает, в каком направлении мне хотелось бы работать, — хмуро возразил Юрий. — Я же не скрывал от него, что дальнейшая работа с воздействием препаратами ДНК на облученных животных мне кажется бесперспективной.

На лице Штейна появилась вежливо-благожелательная улыбка.

— Молодой человек, — сказал он шутливо-покровительственным тоном, — руководителю приходится считаться с капризами талантливых учеников. Все это входит в систему воспитания научной молодежи.

— Я не понимаю, что это значит, — угрюмо проговорил Юрий.

— Словом, пишите отчет, а там видно будет. Кстати, а как идет ваша работа в качестве воспитателя молодежи? Бываете ли вы на четвертом курсе?

Юрий почувствовал, что краснеет. Он совсем забыл об этом поручении.

— А вот это уж совсем не годится, — укоризненно произнес Штейн. — Это не только служебное, но и общественное поручение. Вы уже пропустили две недели. Всеволод Александрович будет недоволен.

На это Юрию нечего было возразить. Он допустил проступок, за который сам осудил бы любого другого. Пока он не ушел с кафедры, данное ему поручение следует выполнять.

На другой день Юрий все время провел в библиотеке, готовясь к предстоящей беседе со студентами. Прошедшая неделя была насыщена тревожными событиями, и он должен о них рассказать.

Он начнет так: тучи сгущаются над Землей. Или даже так: Земля терпит неслыханное в ее истории бедствие. Или лучше так: никогда еще в истории человечества не было такого стечения обстоятельств, чтобы внезапное стихийное бедствие вызвало такие политические последствия, как катастрофа в Колорадо...

Да, политические последствия катастрофы в Колорадо теперь, девять месяцев спустя после страшных взрывов, поразивших атомной смертью четверть Американского континента, сказались в полной мере.

Беседа прошла с некоторым подъемом. Но все время Юрия не покидала мысль о Зое. Ее не было. Он не хотел самому себе признаться, что готовился к этой беседе и пришел сюда ради Зои. А ее не было. Студенты расходились домой. В коридоре Юрий остановил Андрея.

— Что Зоя, здорова?

Андрей внимательно посмотрел на Юрия.

— По-моему, здорова. Она ушла перед самым твоим приходом.

Юрий почувствовал, как похолодело у него в груди.

— Она знала, что назначена беседа? — тихо спросил он.

— Объявили вчера днем. Она слышала.

Юрий круто повернулся и пошел к себе в лабораторию. Был уже шестой час. Смеркалось. За окном спускался холодный осенний вечер, осыпающий стекла мелкими каплями моросящего дождя. Юрий зажег лампу, разложил на столе микрофотографии протоколы опытов, кривые. Вступительная часть отчета была им написана еще вчера, после разговора со Штейном. На чистом листе он вывел название следующего раздела — «Экспериментальная часть». Но писать он не смог. Глухая тоска подступала к его сердцу неотвязной, щемящей болью. Отчет казался ему пустой, никчемной формальностью, не имеющей никакого значения ни для профессора Брандта, пи для него самого. О чем писать? И как можно писать, когда он в таком состоянии? «Нужно кончать с этим», — решил он. И, прежде чем исчезла эта мысль, его руки поспешно собрали со стола все бумаги, сбросили их в ящик и повернули ключ. Нужно пойти к Зое. И кончить эту историю.

Он знал, что ее комната находится на девятом этаже.

— Вы не заметили, Лапшина вернулась домой? — спросил он внизу у дежурной.