Феликс Дымов: Школа

— Постой. Послушай! — вслух сказал Олег, и Школа слабо откликнулась. — Можно мне побыть с вами? Не оставляй меня…

Школа поколебалась:

— Ты ему не сделаешь больно?

— Чудачка! Если и сделаю, то ненадолго. Сказки обычно имеют хороший конец…

— Ты хочешь рассказать ему сказку?

— Не я. Ты! — Олег жестко усмехнулся.

Темнота под лестницей сухая, пыльная, по временам ее прокалывают острые огоньки. Алику не требуется расшифровки, он понимает: это иные миры на мгновение соприкасаются с нашим, это чья-то воля пытается прорвать оттуда разделяющую нас преграду. Как вот он сейчас. Как многие другие на земле. Бывает, наш собственный мир, растянутый во времени, пересекает свой хвост. Тогда можно заглянуть в прошлое или в будущее.

Хорошо бы смотаться на часок в новый век. Будь здесь Валера, он бы уж придумал способ перескакивать через эпохи…

«На триста лет? На четыреста?» — вкрадчиво спросила темнота.

— На четыреста? Ух ты! — У Алика захватило дух. — Нет, лучше куда поближе. Лет на пятнадцать. На двадцать пять. Все бы там высмотреть — и знать, но что не стоит тратить сил…

Ничего же особенного! Садишься в кресло. Нажимаешь какой-нибудь рычаг и…

Алик дернул ручку швабры — она загремела о ведро, но он ничего такого не заметил…

Потому что и в самом деле сидел, вернее, лежал, облаченный в алый скафандр с золотыми буквами «СССР», в кресле космического корабля. Сзади улавливалось дыхание товарищей. А с экрана над головой улыбался персонально ему Валерка. То есть, не Валерка, конечно, а молодой академик Валерий Павлович Барышев, технический директор проекта «Меркурий». Экипаж, Центр управления и вся Земля ждут, когда он, Алик Сухарев, скажет короткое слово «Готов!».

Сначала Школа хотела показать вымерший в ожидании космодром, бункера вдали, спецавтобус, рапорт руководителю полета, неизменный чемоданчик системы жизнеобеспечения, нудную четырехчасовую готовность — словом, все так, как оно будет происходить в том времени, куда ей дано заглянуть. И может, даже совсем не с Аликом. Но она сообразила, что сейчас это ни к чему. На бесконечных тренировках, если он будет к ним допущен, Алик и сам узнает, что случай — это труд. А пока пусть ловит свою жар-птицу…

Алик Сухарев отвел взгляд от экрана, сосредоточился, прикрыл глаза, вызывая в памяти ту картину, без которой не начинал никакого дела.

Над степью, не касаясь травы копытами коня, парил в невесомой, невыразимо медленной скачке Золотозубый Всадник. За ним гналась бесформенная и страшная чернильная мгла.

В одном из старых воспоминаний мгла настигала Всадника. И он долгие годы падал и падал щекой о кирпич.

Позже появился мальчик с карманным фонариком в руке и, уютно мурлыкая динамкой, начал с одного края теснить мглу.

С тех пор Всадник больше не падал.

Боясь узнать, Алик никогда не заглядывал мальчику в лицо.

Валерка на экране движением брови дал понять: «Пора!»

В ответ Алик едва заметно улыбнулся — одними губами, которые еще не утратили ощущения твердых, чуть солоноватых от слез Джемминых губ. Наверное, она никогда не научится целоваться.

Земля ждала. Алик подмигнул Золотозубому Всаднику и в последний раз скосил глаза на боковой экран, вобравший в себя ничтожную долю провожающих.

«Не будет провожающих на космодроме! — заметила Школа, адресуясь Олегу и вроде бы даже хмыкнув. — Не будет. Телевизоры будут…»

Но мысли этой Алику не передала.

Камера панорамировала по замершим лицам. И Алик молил ее отыскать одно-единственное, задержаться на нем в миг старта.

Но бездумная камера не находила в толпе Джеммы.

Не остановилась камера и на пожилом человеке с широким, чуточку асимметричным лицом и выпуклыми голубыми глазами. На лице директора Школы, где учился Алик Сухарев, — Олеге Леонидовиче Молеве по прозвищу Бурбон.

Сб. "Синяя дорога", Л.: "Детская литература", 1984

Иллюстрации художника Клима Ли.

1. Русская учительница (нем.).

2. Генрих Гейне "Германия. Зимняя сказка", 1844. Перевод Вильгельма Левика.

3. Не будем убивать (нем.).

4. Считайте себя (нем).