Через, может быть, два часа поисков я так и не обнаружил ничего, что входило бы в мой список. Ни записной книжки, ни ключа, ни единой фотографии или фотоальбома. Чем больше проходило времени и чем больше помещений я обследовал — гостиную, переднюю, спальню, — тем явственнее начинал я осознавать, что не хватало и других вещей: я не находил ни писем, ни банковских квитанций, ни счетов, ни даже рекламного хлама. Ничего, на чем бы значилось мое имя, не лежало на видном месте, не было куда-нибудь засунуто и не затерялось под диваном или кроватью, не свалилось за заднюю стенку комода. Ничего. И ничего, что могло бы иметь отношение к Клио Аамес. Это основательно меня подкосило. Я был испуган и уязвлен. То, что начиналось как тщательные, вдумчивые поиски, начало стремительно выходить из-под моего контроля и стало превращаться в яростную охоту за каким угодно материалом, хоть как-то связанным с моей личностью. Вскоре я уже опрокидывал ящики, вываливал содержимое из коробок, шарил по кухонным шкафам. Я кричал, весь красный от разочарования. И когда весь заряд гнева во мне иссякло последней капли, я обнаружил, что стою посреди созданного мною беспорядка и давлюсь слезами отчаяния. Я так ничего и не нашел. Ни документов. Ни фотографий. Ни писем. Любой доступный уголок, имевшийся в этом доме, открылся передо мной, и ни в одном из них не было ни единого достоверного свидетельства моего прошлого.
Само собой, я ходил по кругу. Теперь я знал, где хранятся требовавшиеся мне вещи. Думаю, осознал я это еще раньше, но, вместо того чтобы остановиться, лишь пустился в более неистовые поиски, как если бы желал распотрошить содержимое всего дома. И когда я пойму, что ничего больше не остается, говорил я себе, то я поднимусь и вышибу эту проклятую запертую дверь.
Но я этого не сделал. После бесплодных многочасовых поисков я как-то скис и остыл. Теперь там, где прежде неистовствовали вихри страха и боли, оставался лишь дымок осмотрительности. Я стоял на лестничной площадке, распластав ладони на поверхности запертой двери, безмерно уставший физически и вымотанный в моральном отношении, и медленно оседал на колени — кончики пальцев при этом со скрипом тянулись по белой глянцевой краске.
Пустота, нерешительность и усталость, но — главное — осторожность: вот из чего состояла игра, в которую я оказался втянут. Вся штука, как выразилась доктор Рэндл, состояла в том, чтобы разобраться, на что я могу пойти, если хочу добиться какого-то прогресса, а на что мне идти ни при каких обстоятельствах не следует.
* * *
Оставшаяся часть утра ушла на уборку. К тому времени мною полностью овладело безразличие, наступающее после кризиса, и я замедленно передвигался по дому, скользя между комнатами, словно привидение на помочах, поднимая вещи, передвигая и выравнивая мебель.
Около полудня из прихожей донесся какой-то звук. Я выпрямился и застыл. Когда это произошло, я убирал в шкаф разбросанную одежду и, отправившись на разведку, прихватил с собой вниз пару рубашек, сам толком не осознавая, что они находятся у меня в руках. На дверном коврике лежал большой конверт. На нем черным фломастером были выведены мои имя и адрес.
Я вскрыл конверт и успел вобрать в себя две первых строки письма, прежде чем мой мозг начал соображать со своей обычной скоростью и я осознал, что не должен был этого читать, что меня просили не читать ничего подобного. Но было слишком поздно, мои глаза уже не могли оторваться от строчек, галопом скача к самому концу…
Письмо № 1
Эрик!
Что бы ни говорила тебе доктор Рэндл, я не вернусь. Никто никогда не возвращается. Все уходят навсегда, о чем я очень сожалею.
Это первое из писем, которые я написал, чтобы помочь тебе в твоей новой жизни — помочь тебе выжить. Ты будешь получать их регулярно. Иногда — ежедневно, и продлится это несколько месяцев. Процесс автоматизирован. Вскоре тебе будет прислан ключ от второй спальни. Ради собственного своего благополучия, пожалуйста, не пытайся попасть в эту комнату раньше.
Теперь вот что. Тебе придется сделать важный выбор. Доктор Рэндл сказала тебе, что, по ее мнению, с тобой происходит. Вероятно, она просила тебя не читать никакой корреспонденции, поступающей от меня. Я позаботился о том, чтобы ты первым делом связался с ней, поскольку знал, что тебя будет одолевать масса вопросов. Вопросы требуют ответов и разговора лицом к лицу, а я по понятным причинам на такой диалог не способен. Должен, однако, сообщить тебе, что точка зрения доктора Рэндл относительно твоей потери памяти, как ты сам в этом убедишься, непродуктивна (в лучшем случае). Она неправа насчет того, что с тобой, Эрик, происходит. И, что более важно, она не сможет ни помочь тебе, ни защитить. Знаю это по опыту. С другой стороны, если ты найдешь в себе силы довериться мне, чтобы продолжать читать эти письма, то научишься преодолевать опасности, с которыми — благодаря моей собственной тупости — вскоре столкнешься. Сознаю, что на этой стадии я вряд ли в состоянии убедить тебя в чем-либо. Решение тебе предстоит принять самому, и, пока твоя личность не начнет утверждаться в мире, ты можешь в безопасности обдумывать все возможные варианты. Боюсь, что после этого время на размышления окажется крайне ограниченным.
Читать дальше