Конни Уиллис: Проклятие королей

Пока удавалось, я крался скрытно, затем метнулся по песку к той стороне палатки, что была подальше от консульского «лендровера», и нырнул под верхний слой ткани. У палатки не было заднего входа. Этого я не ожидал. У археологов Лиси имелась похожая палатка, где они хранили свои глиняные горшки, и там был вход сзади, под верхним тентом. А стенки этого «большого облака» оказались заставлены изнутри ящиками и оборудованием.

Я медленно продвигался вдоль палатки, пока не нашел место, где пластик был немного надорван, и расширил отверстие ножом. Заглянув в щелку - обзор был очень плохой, на несколько футов, - я проскользнул внутрь.

И насмерть перепугал маленькую бейю, которая сжимала в руках бутылку колы и боязливо жалась к одному из упаковочных ящиков. Я и сам испугался.

– Ш-ш-ш, - прошептал я и прижал палец к губам. Она не вскрикнула, только изо всех сил сжала свою бутылку и попятилась.

– Эй, - сказал я мягко, - не бойся. Ты ведь меня знаешь. Теперь стало ясно, что Санд в палатке - это была его бейя. Ту, пожилую, очевидно, оставили караулить лагерь.

– Помнишь, я подарил тебе зеркало? - зашептал я. - Где твой хозяин? Где Санд?

Она остановилась, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Зеркало, - сказала она и кивнула. Но не подошла ближе, только перестала сжимать бутылку.

– Где Санд? - снова спросил я. - Где археологи? - Она молчала.

– Где Эвелин Херберт?

– Эвелин, - повторила она и вытянула грязную ручку, показывая в сторону пластиковой занавески. Я нырнул туда.

Эта часть палатки была выгорожена пластиком, так что получилось подобие комнаты с низким потолком. У одной стенки стояли ящики, заслоняя проникавший в палатку вечерний свет, и рассмотреть что-либо было трудно. Около стены висело что-то вроде гамака. Слышалось тяжелое, неровное дыхание.

– Эвелин? - спросил я. Бейя тоже вошла в комнатку.

– Здесь есть свет? - спросил я ее. Она проскользнула за моей спиной и включила одинокую электрическую лампочку, свисавшую вниз из клубка проводов. И снова отошла к дальней стене.

– Эвелин? - повторил я, приподнял пластиковый полог и охнул.

– Наверное, это прозвучало, как стон. Закрыв лицо рукой, словно пытаясь спастись от огня и дыма, я отпрянул, едва не упав на маленькую бейю и придавив ее к хлипкой стене так, что стенка чуть не прорвалась.

– Что с ней случилось? - я схватил бейю за худенькие плечи. - В чем дело?

Она страшно перепугалась. Я понял, что ответа не дождусь, отпустил ее, и она так вжалась в складки пластиковой стенки, что почти исчезла.

– Что с ней? - настойчиво прошептал я и услышал, что в голосе звучит ужас. - Это какой-то вирус?

– Проклятие, - сказала маленькая бейя.

И тут погас свет.

Я стоял в темноте, слышал тяжкое, мучительное дыхание Эвелин и свое собственное - частое, испуганное - и на какой-то момент поверил бейе.

Затем свет снова зажегся, я увидел пластиковый полог гамака и вдруг понял, что нахожусь в нескольких шагах от самого сенсационного репортажа всей.своей жизни.

– Проклятие, - повторила маленькая бейя, а я подумал: «Нет, не Проклятие. Это моя удача».

Я подошел к гамаку, двумя пальцами приподнял пластиковый полог, чтобы посмотреть на то, что осталось от Эвелин Херберт. По самую шею она была накрыта одеялом, а руки, лежавшие поверх одеяла на груди, были изуродованы пятигранными белыми наростами. Целиком, вплоть до ногтей. В углублениях между ними кожа настолько истончилась, что казалась прозрачной. Виднелись вены и пульсирующая в них красная жидкость.

Такие же наросты покрывали лицо женщины, даже веки; они виднелись и во рту. На скулах белая сеть казалась тоньше и выше, кожа выглядела настолько тонкой, что удивительно, как не торчали наружу кости. У меня мурашки побежали по телу при мысли о том, что на пластике может быть вирус. Значит, я заразился, едва вошел в комнату.

Женщина открыла глаза, и я так вцепился в полог, что чуть не сорвал его. Сеть крохотных наростов, не толще паутины, покрывала ее глаза. Непонятно, видит ли она меня.

– Эвелин, - сказал я. - Меня зовут Джек Мертон. Я репортер. Вы можете говорить?

С ее губ сорвался какой-то приглушенный звук. Она закрыла глаза и попыталась еще. На этот раз внятно проговорила:

– Помоги мне.

– Что нужно сделать? - спросил я.

Она издала ряд звуков, которые представлялись ей словами, но разобрать их было невозможно. «Идиот, оставил переводчик в джипе», - подумал я с отчаянием.

Эвелин попыталась приподняться, выгибая спину и даже не пробуя помогать себе руками. Закашлялась - резким, надсадным кашлем, - словно прочищая горло, и опять издала какой-то звук.