Владимир Савченко: Встречники. Повесть

И я буду о другом: что в умах многих он еще летит, этот самолет, живы сидящие в креслах люди. Их едут встречать в аэропорт - некоторых, наверное, с цветами, а иных так даже и с детьми. С сиротами, собственно… Нет, черт, нет! Не с сиротами! Он еще летит, этот самолет, набирает высоту!

- Ну, вернись, - Рындя протягивает руку, - вернись таким же. Заброс, похоже, у тебя будет ой-ой. Вернись, очень прошу.

- Постараюсь.

Все понимает, смотри-ка, хоть и из простых. Заброс с изменением реальности - покушение на естественный порядок вещей, на незыблемый мир причин и следствий. Изменение предстоит сильное - и не без того, что оно по закону отдачи заденет и меня. Как? Каким я буду? Может статься, что уже и не Встречником.

Мы со Славиком сейчас очень понимаем друг друга, даже без слов - и прямых, и перевернутых. Эти минуты перед забросом - наши; бывают и другие такие, сразу после возвращения. Мы разные люди с Рындичевичем - разного душевного склада, знаний, интересов. Для меня не тайна, что занимается он нашей работой из самых простых побуждений: достигать результатов, быть на виду, продвигаться, получать премии - как в любом деле. Потому и огорчился, позавидовал мне сейчас… И все равно - в такие минуты у нас возникает какое-то иррациональное родство душ: ближе Рынди для меня нет человека на свете, и он - я уверен! - чувствует то же.

Наверно, это потому, что мы Встречники. В забросах нам приоткрывается иной смысл вещей; тот именно смысл, в котором житейская дребедень и коллизии - ничто.

Грузовой вертолет с нашим оборудованием и техниками отправили вперед. Затем пассажирским МИ-4 летим в сторону Гавронцев и мы с Багрием. Третьим с нами летит Петр Денисович Лемех - плотный сорокалетний дядя, длиннорукий и несколько коротконогий, с простым лицом, на котором наиболее примечательны ясные серо-зеленые глаза и ноздреватый нос картошкой; он в потертой кожаной куртке, хотя по погоде она явно ни к чему, - память прежних дней.

До места полчаса лету - и за эти полчаса мы немало узнаем о «БК двадцать вторых»: как от Петра Денисовича, так и по рации.

- Не самолет, а лялечка, - говорит Лемех хрипловатым протяжным голосом. - Я не буду говорить о том, что вы и без меня знаете, в

газетах писалось: короткий пробег и разбег, терпимость к покрытию взлетной полосы - хоть на грунтовую, ему все равно, экономичность… Но вот как летчик: слушался отлично, тяга хорошая - крутизна набора высоты почти как у реактивных! А почему? От применения Иваном Владимировичем сдвоенных, встречно вращающихся на общей оси винтов да мощных турбин к ним - от этого и устойчивость, и тяга. Нет, за конструкцию я голову на отсечение кладу - в порядке! Да и так подумать: если бы изъяны в ней были, то испытательные машины гробились бы. А то ж серийные…

Сведения по рации от Воротилина: самолет выпущен с завода в конце прошлого года, налетал тысячу сто часов, перевез более двадцати тысяч пассажиров. Все регламентные работы проводились в срок и без отклонений; акты последних техосмотров не отмечают недостатков в работе узлов и блоков машины.

- Вот-вот… - выслушав, кивает Лемех. - И у того, что в Томской области загремел в позапрошлом апреле, тоже все было чин-чинарем. Полторы тысячи часов налетал - и все с грузом. Эх, какие люди с ним погибли: Николай Алексеевич Серпухин, заслуженный пилот… он уже свое вылетал, мог на пенсию уходить, да не хотел. Дима Якушев, штурман, только после училища…

- А почему там не обнаружили причину? - перебивает шеф.

- А он в болото упал. А болота там знаете какие - с герцогство Люксембургское. Да конец апреля, самый разлив… Место падения и то едва в две недели нашли. Это ж Сибирь, не что-нибудь. Над ней летишь ночью на семи тысячах - и ни одного огонька от горизонта до горизонта, представляете?

- Ну, нашли место - а там что? - направлял разговор Артур Викторович.

- А там… - Лемех поглядел на него светлыми глазками. - Хвостовое оперение из трясины торчит. Да полкрыла левого отдельно, в другом месте. Ни вертолету сесть, ни человеку спуститься некуда. С тем и улетели… Нет, но здесь на сухом упал - должны найти.

- Грузовые и пассажирские «БК» разные заводы выпускают? - спрашиваю я.

- Один. Пока один только завод и есть для них. Отличия-то пассажирского варианта небольшие: кресла да окна, буфет, туалет…

Мы немало еще узнаем от Петра Денисовича: и что чаще всего аварии бывают при посадке - да к тому же больше у реактивных самолётов, чем у винтовых, из-за их высокой посадочной скорости; затем в статистике следуют разные аэродромные аварии (обходящиеся, к счастью, обычно без жертв), за ними - взлетные, и только тогда - совсем редкие аварии при наборе высоты или горизонтальном полете.