Владимир Савченко - Встречники. Повесть

Вот если б был какой-нибудь такой вариантный киноаппарат или видеомаг - с наложением вариантов. Скажем, летит самолет, набирает высоту - и разделяется на два: один падает, другой летит дальше. Или пацан заплывает за фарватер - и там разделяется: один тонет, рассеченный крылом «кометы», а другого Рындичевич выгоняет на берег и порет ремнем; тогда бы и мамаша была не в претензии… Наверно, будут и такие аппараты, раз оказались возможными наши дела. Неплохо бы их иметь, чтобы доводить до общего сведения, что наша реальность - умная ноосферная реальность людей - тем и отлична от реальности кошек или коров, что не целиком однозначна, допускает переход как возможного в действительное, так и наоборот.

Кстати, о Рындичевиче - а его-то почему нет? Нарушение обычая. Пиво с таранькой - это бог с ними, про них я сказал, чтобы полюбоваться выражением лица Артурыча, но сам Рындя должен быть здесь, как штык. Не встретить после такого заброса!… Ему прежде всех должно быть интересно, как там и что, самому придется не раз идти. Неужели не управился со своим академиком? Подождем еще.

Спускаюсь вниз, прохожу мимо новой старицы лугом до конца излучины, нахожу тот родничок и - ввиду отсутствия пива - пью воду из ладоней. Хороша и эта вода, да не та, глиной отдает. И вода не та, и река не та - да и я вернулся малость не таким. Обеднил свою жизнь…

Возвращаюсь наверх: нету моего Святослава свет-Ивановича! По меже между кукурузой и подсолнухами иду к шоссе, а по нему к автобусной остановке.

…У автовокзала мой автобус останавливается как раз возле газетного киоска на перроне. Замечаю там местную газету с портретным некрологом на первой странице. Беру: мать честная, - академик Е.И.Мискин скоропостижно скончался вчера от… кровоизлияния в мозг! Выходит, оплошал Рындя?

Влетаю в кабинет Багрия. Артур Викторович ждет меня - и видно по нему, что ждет давно и с тревогой. Вскакивает, сжимает в объятьях:

- Ну, хоть с тобой-то все хорошо! Молодчина, отлично справился.

- А что со Славиком? - я высвобождаюсь, вижу на столе шефа ту же газету с некрологом. - Где он?

- Сидит.

- Как сидит?

- Так сидит. В камере предварительного заключения, под следствием. Выяснение личности, побудительных причин и прочего… Говорил же ему, говорил не раз: тоньше надо работать, деликатней! Ну, что это: взял и выключил энергию…

Багрий усаживается на край стола, закуривает, рассказывает.

Рындичевич совершил 15-часовой заброс и появился в Институте нейрологии перед концом рабочего дня - в амплуа профсоюзного инспектора по технике безопасности и охране труда. В лабораторию Мискина на четвертом этаже он поднялся за час до взрыва баллона, в самый разгар подготовки опыта. Момент был не из самых удачных - и Мискин (низкорослый, лысый, бородатый, с высоким голосом и пронзительным взглядом… не из симпатяг был покойный) сразу принялся его выпроваживать: у нас здесь-де все в порядке, я директор института и за все отвечаю. На это Рындя резонно, хотя и не совсем тактично заметил, что одно из другого не вытекает (то есть, что раз здесь директор, то непременно и порядок) и он желал бы все-таки осмотреть. Академик и директор сразу несколько подзавелся, взял тоном выше: такие осмотры надо проводить в рабочее время, а сейчас день окончен, и нечего посторонним в такую пору шляться по лабораториям.

- Так я именно и прибыл для проверки ваших работ в вечернее время, - снова резонно ответил «инспектор», - поскольку именно на такое время у вас приходится наибольшее число нарушений ТБ… - И он перешел к делу. - Вот первое нарушение я имею перед глазами, - он указал на баллон возле камеры-операционной, - так работать нельзя. Надо упрятать его за прочную решетку, а лучше вынести в коридор, там закрыть и провести в лабораторию сквозь стену трубу.

- Послушайте, да катитесь вы!… - Мискин все более терял терпение; настроенный вести опыт, он и думать не хотел, чтобы откладывать да переделывать. - Мы всегда так работали, все так работают - и ничего.

- И незаряженное ружье стреляет раз в год, товарищ директор, - парировал Рындичевич. - Сатураторщики и то место зарядки сифонов газводой не забывают обрешетить, а там давления не те, что в этом баллоне. Так что я вынужден настаивать на ограждении. Иначе работать не разрешаю.

- Вы - мне?! - поразился академик.

Так, словом по слову, и разыгралась та безобразная сцена, в которой низенький Мискин, распаленный и багровый, наступал на Рындичевича, орал противным голосом: «Да как вы смеете препятствовать моим исследованиям?! Вас самого надо упрятать за решетку… в зоопарке! И откуда вас такого выкопали: обрешетить… газвода… Тэ-Бэ… я тебе покажу Тэ-Бэ!» И его сотрудники подавали реплики, и даже собака в камере, привязанная на столе, но еще не оперированная, разразилась возбужденным лаем.