Жюль Верн - Паровой дом (пер. В. Торпакова)

Разговаривая таким образом, мы вернулись к клеткам с хищниками. Там тоже царил абсолютный покой. Тигры, львы, пантеры, леопарды спали в своих секциях. Матиас ван Гёйтт объединял их только тогда, когда несколько недель плена смягчали их нрав, и он был прав. Очень вероятно, что эти кровожадные звери в первые дни заточения пожрали бы друг друга.

Три льва, совершенно неподвижные, лежали свернувшись в клубок, как большие кошки. Не видно было даже головы, спрятанной в густой муфте черного меха, — они спали сном праведников.

Не так крепко спалось тиграм в их отделении. Раскаленные глаза пылали в темноте. Время от времени огромная лапа протягивалась вперед и царапала железные прутья клетки.

— Они видят плохие сны, и я их понимаю! — сочувственно сказал капитан.

Какая-то досада или по меньшей мере сожаление, несомненно, волновала и трех пантер. В этот час, свободные от всякой привязи, они бегали бы по лесу! Бродили бы вокруг пастбищ в поисках живого мяса!

Что же до четырех леопардов, то никакие кошмары не тревожили их сон. Они отдыхали спокойно. Двое из них, самец и самка, занимали одну спальню и чувствовали себя так же хорошо, как в своем логове.

Одна секция была пока свободна, — та, что предназначалась для шестого тигра, который никак не давался в руки Матиаса ван Гёйтта и не позволял ему уехать из Тарриани.

Наша прогулка продолжалась около часу. Обойдя внутреннюю ограду крааля, мы опять подошли к подножию огромной мимозы.

Глубокая тишина царила в лесу. Ветер, шелестевший в листве вечером, стих. Ни один лист на дереве не шевелился. На поверхности земли было так же спокойно, как и наверху, в безвоздушном пространстве, там, где катился наполовину изглоданный диск луны.

Капитан Худ и я, сидя рядом, больше не разговаривали. Сон, однако, не шел к нам. Что-то наподобие погружения, состояния скорее морального, чем физического, овладело нами под влиянием абсолютного покоя природы, когда думаешь, но не можешь уловить ни одной мысли, когда грезишь, как человек, который не спит, и взгляд несмеженных век пронзает пространство и теряется в каких-то фантастических видениях.

И все же одна особенность удивляла капитана. Шепотом, как говорят всегда, когда все вокруг молчит, он произнес:

— Моклер, эта тишина меня удивляет! Обычно хищники рычат в темноте, и по ночам в лесу шумно. Если не тигры или пантеры, то шакалы никогда не затихают. Этот крааль, наполненный живыми существами, должен привлекать их сотнями, а мы между тем ничего не слышим, ни хруста сухой ветки на земле, ни рычания вдали. Если бы Матиас ван Гёйтт не спал, он наверняка удивился бы не меньше меня и, конечно, нашел бы какое-нибудь особое словечко, чтобы выразить свое удивление!

— Ваше замечание справедливо, дорогой Худ, — ответил я, — и я не знаю, чему приписать отсутствие этих ночных бродяг. Но будем настороже, а то, чего доброго, сами заснем среди такой тишины!

— Будем противиться сну! — сказал капитан Худ, потягивая руки. — Приближается время нашего выхода из крааля.

И мы возобновили разговор, произнося фразу за фразой, прерывая их долгими паузами.

Сколько времени продолжалось это полузабытье, я не мог бы сказать, но вдруг возник глухой шум, который мгновенно вывел меня из сонливого состояния.

Капитан Худ, также стряхнув оцепенение, вскочил на ноги одновременно со мной.

Сомнений не было — этот шум доносился из клетки хищников.

Львы, тигры, пантеры, леопарды, только что такие мирные, сейчас издавали гневное глухое ворчание. Они поднялись на ноги, беспокойно ходили взад и вперед мелкими шажками, усиленно принюхиваясь к каким-то доносившимся до них извне запахам и, фыркая, кидались на железные прутья клетки.

— Что с ними такое? — спросил я.

— Не знаю, — ответил капитан Худ, — но боюсь, не чуют ли они приближения…

Вдруг громкое многоголосое рычание раздалось вокруг ограды крааля.

— Тигры! — воскликнул капитан Худ, бросаясь к дому Матиаса ван Гёйтта.

Но рычание было столь громким, что весь персонал крааля уже был на ногах, и зверолов во главе своих людей появился на пороге.

— Нападение!.. — воскликнул он.

— Я тоже так думаю, — ответил капитан Худ.

— Погодите! Надо посмотреть…

И, не теряя времени на окончание фразы, Матиас ван Гёйтт, схватив лестницу, приставил ее к ограде. В одну секунду он взлетел на верхнюю ступеньку.

— Десять тигров и дюжина пантер! — крикнул он.

— Это будет серьезное дело, — ответил капитан Худ. — Мы собирались охотиться на них, а они явились охотиться на нас!