Александр Чуманов - Ничто не ново - только мы.

Корабль сделался спутником Гаммы, а потом, гася скорость, стал скользить с высокой орбиты на более низкую, пока не поравнялся с одной из планет. Видимо, это и был Понтей, собственной персоной, так что даже самые отчаянные прогнозы изредка сбываются в точности. Это, кстати, важнейшее свойство прогнозов вообще. Если бы такого свойства не было, то институт всевозможных предсказателей и ясновидцев, по-видимому, не смог бы зародиться в принципе. Нигде и никогда.

Некоторое время корабль и планета словно играли а догонялки на орбите вокруг здешнего солнца, пока, наконец, не сблизились достаточно, чтобы упасть в объятия друг другу, И они упали абсолютно взаимно, но с учетом разницы масс. Компьютер рассчитал стационарную орбиту, и корабль тихонько на нее перебрался, после чего тормозные двигатели остановились, перешли на режим продувки перед решающими делами.

И тотчас щелкнуло самое наиглавное реле. Загудела, зажурчала биоприставка бортового компьютера, из электронной памяти извлеклась схема Одиссея, вложилась, куда следует, и скоро в стеклянных трубочках заструился физиологический раствор, синтетическая, но неотличимая от настоящей, кровь, прочие жизненные жидкости.

Один только компьютер и знал, как совершается в его приставке великое таинство, так до конца и не разгаданное человеком, он один ведал, что лучше, — строить сразу взрослого человека, монтируя его скелет, а потом оклеивая скелет тканями, а потом помещая в черепную коробку приготовленный в отдельной кастрюльке мозг, или синтезировать яйцеклетку, оплодотворять ее тоже синтетическим сперматозоидом и выращивать большого Одиссея по ускоренному циклу, закладывая в нужные моменты в нужные места нужный опыт, знания и умения.

Какая разница, тем или иным путем он шел, важен ведь результат! А результат превзошел всякие ожидания. Новый Одиссей был просто великолепен, намного лучше прежнего, во всяком случае, если бы его положить рядом с тем, лежащим в холодильном шкафу, то всякий бы сразу сказал, что из такого симпатичного юноши с умными глазами никак не может получиться такой противный старикашка. Вот что делает с нами жизнь.

Наконец, священнодействие завершилось, Все приборы показывали норму, Одиссей уже должен был вполне осознать себя и выйти из биоприставки, но он почему-то мешкал. И тогда компьютер, наверное, чтобы слегка взбодрить, тихонечко стукнул его током.

Он не понял, что Одиссей просто слегка ужаснулся, представив, как выйдет он из биоприставки и окажется не оригиналом, а лишь копией со всеми вытекающими из данного факта последствиями. Видимо, не все компьютер мог в человеке понимать, некоторые ускользающие тонкости до него не доходили или же не казались ему достойными внимания, как, например, не кажутся некоему мужчине достойными внимания некие женские переживания, а, точнее сказать, бабьи.

А Одиссей и впрямь содрогнулся от внезапного предчувствия, слегка замешкался, уже взявшись за ручку, мгновенно вспотел, но психологическая бездна, разверзшаяся перед ним, оказалась столь глубокой, что разумней всего было перепрыгнуть ее с ходу. Что Одиссей и сделал, а удар током вольт так на триста вдогонку оказался сопутствующим. Так что бедняга выскочил из ящика биоприставки пулей, что, конечно, было полезным для всех его систем, они сразу активно зафункционировали, вошли в хороший режим, притираясь друг к дружке и обкатываясь.

Одиссей кинулся к иллюминатору, прильнул к холодной толще стекла, и его сердце чуть не остановилось. За стеклом темнел и сверкал бесконечный космос, и вряд ли стоило так выворачивать тело, пытаясь увидеть открытое пределами иллюминатора. Земли не было нигде.

Но Одиссей еще на что-то надеялся, искал знакомые созвездия, словно начисто забыл, зачем находится в этом стальном сосуде гарантированной укупорки. Тут, как он позже понял, содержалась явная недоработка психологов, готовивших его в полет.

В общем, некоторое время он был, что называется, не в себе, то ли пел, то ли плакал, вполне вероятно, занимался и тем и другим одновременно. Однако постепенно Одиссей успокоился.

«Ну что теперь делать? — размышлял, восстанавливая душевное равновесие, Одиссей, — теперь ничего не поделаешь. Сам напросился, сам с детства мечтал. Никто не гнал, дурака, И вот мечта окончательно сбылась. Улетел черт-те куда, кретин.

И там на Земле, я уже так давно состарился и умер, что даже косточек не найти… Или найти, если поискать? Интересно, сколько лет кости в земле разлагаются?..