Святослав Логинов - Микрокосм

- Стефан, я слышал, будто у твоей племянницы появился воздыхатель.

- Мне об этом ничего не известно, - сказал Трефуль, - но если это правда, то я дам Кристине приличное приданое, чтобы она могла честно выйти замуж.

- Я думал, ты бережешь ее для себя.

- Я берегу ее для искусства! - отрезал Трефуль.

Кристина была бедной девушкой, которая три года назад пришла учиться медицине, чтобы потом сдать экзамен перед собранием цирюльников, принести присягу и стать, так же как и ее мать, "присяжной бабой" - повитухой для богатых.

В коллегию, где Трефуль читал краткие курсы анатомии и фармации, женщины поступали довольно часто. Это были либо потомственные акушерки, которым судьба не оставила иного пути, либо постаревшие университетские проститутки, не желающие терять привилегий. Ясно, что Трефуль смотрел на учащихся женщин с легким презрением, но... Теперь он сам не мог вспомнить, как случилось, что он, прежде не имевший учеников, разрешил Кристине появляться в лаборатории, а потом даже объявил ее своей племянницей незаконной дочерью покойного брата.

За три года Стефан привык к помощнице, которой можно было доверить многое. Новость, принесенная Мельхиором неприятно поразила его, хотя, по совести говоря, Стефан не слишком в нее поверил. То есть воздыхатель, конечно, мог появиться, но вряд ли у него серьезные намерения, все-таки, Кристина дочь акушерки. А на легкую интрижку девушка не согласится, в этом Стефан был уверен.

Кроме Кристины, в лабораторию имел доступ еще один человек - Пьер Тутсан, уличный мальчишка ловкий в работе и мелком жульничестве. Он не верил ни во что и не признавал никого, кроме своего мудрого и всеблагого хозяина, который отыскал когда-то Пьера на городской свалке, накормил, вымыл, одел маленького звереныша и с помощью ласки, окрика, а порой и трости превратил его в человека. В ведение Пьера были отданы горны и печи, заплесневелые бочки для мацерации и широкие плошки для хрусталлизации соли - все то, что не требовало опытности, а лишь постоянного догляда.

К ломкому химическому стеклу Пьер относился благоговейней, чем к святым дарам, а Стефана почитал за природного своего господина. Однажды, когда в пылу полемики Мельхиор Ратинус допустил не вполне корректное высказывание, обозвав Стефана безмозглой скотиной, Пьер, как оказалось, притаившийся за креслами, выскочил оттуда и молча вцепился в обидчика. Оторвать его от жертвы удалось лишь с большим трудом, и с тех пор Трефуль не позволял Пьеру присутствовать в зале во время четверговых собеседований.

Придя к Трефулю во второй четверг марта, Мельхиор Ратинус обнаружил в лаборатории изрядные новшества. Самый зал, казалось, разросся в размерах от неожиданной чистоты и порядка. Все малые печурки, керотакисы, горшки для кальцинации и пробирные тигли куда-то делись, зато немало появилось приборов из прозрачного, непомутневшего еще стекла - признак, указывающий, что совсем недавно ловкий стеклодув произвел эти причудливой формы склянки.

- Стефан! - воскликнул Ратинус. - Ты нашел путь?

- Нашел, - сказал Стефан. - Садись, Мельхиор. Вот твое кресло, вот вино, вот сахар.

- Ты открыл его сам или все же отыскал в книгах? В чем он заключается? Не бойся, я стар, толст и ленив, я не украду твоего секрета. Но я любопытен, Стефан! Отвечай скорее, иначе моя селезенка лопнет от нетерпения.

- Чем совершеннее вещь, тем ближе она к совершенству, - задумчиво произнес Трефуль. - Не так ли?

- Истинно так! - подхватил Ратинус. - Стефан, ты великий софист!

- Безупречный гомункулус, - мерно продолжал Трефуль, - должен быть составлен из самых чистых, самых благородных и совершенных сущностей, взять которые можно лишь из того, что и так совершенно. Глядя на три царства природы: минеральное, прозябающее и животное, видим, что последующие из них благороднее, а значит, и чище предыдущих...

- Твое утверждение легко оспорить, - вставил Мельхиор, - однако большинство писателей согласно с таким мнением, ведь именно в этом порядке творил господь, а никто в работе не переходит от более совершенного изделия к менее совершенному.

- Венцом же творение справедливо почитается человек, значит, именно из него можно извлечь нужные в работе чистейшие эссенции.

- Мысль старая, как сама алхимия, - заключил Ратинус.

- Но из ее делали неверные выводы! - возвысил голос Трефуль. Невежды вываривали эликсир из урины, ковыряли живую серу в ушах и извлекали философскую ртуть из выделений носа. А ведь это все отбросы, то нечистое, что уходит из тела! Чистое остается. Вот где путь! Гомункулус может быть получен только из человека, не от ветра, вод и камней, а от мяса, хрящей и крови!