— А здесь есть отличие в силе гравитации?
Оба принялись за десерт. Хатч взяла ананас и банан с ломтиками сыра на тоненьких кусочках ржаного хлеба. Она пожевала, некоторое время обдумывала вкус, потом кивнула.
— Здесь значение гравитационной постоянный намного ниже, чем в нашей вселенной. Поэтому ничто не формируется. Хочешь взглянуть, на что это похоже?
— Разумеется!
Хатч приказала Биллу вывести изображение на экран передней телескопической камеры.
Лондон исчез, сменившись туманом.
Сколари наблюдал за этим несколько минут, потом покачал головой.
— Как будто я вышел прогуляться и иду быстро, а туман вокруг расступается.
— Если вообще идешь.
— Хатч, — проговорил он. — Догадываюсь, что сенсоры здесь не работают.
— Совершенно верно.
— Поэтому на самом деле ты не знаешь, есть там что-нибудь или нет. Впереди.
— Столкнуться с чем-нибудь невозможно в принципе, — заверила она. — Крупные объекты здесь не формируются.
— А как же другие корабли?
Она поняла, что на самом деле его это не беспокоит. Казалось, Сколари вообще ни о чем не тревожился. Но путешествие через гиперпространство зачаровало и озадачило бы любого. Особенно из-за ощущения медлительности. И из-за обманчивых теней в тумане. Их создавали прожекторы корабля, всего-навсего.
— Согласно теории, — сказала она, отвечая на этот вопрос в тысячный раз, — наш маршрут уникален. Мы создаем своего рода складку, посредством которой протыкаем пространство: она исчезает, когда мы выходим из нее. Поэтому столкновение с другим кораблем или даже встреча с ним исключены.
Вошел Найтингейл, заказал что-то в автобаре и подсел к ним.
— Интересный вид, — заметил он.
— Можно сменить.
— Нет, прошу вас. — Он смотрел зачарованно. — Это прекрасно!
Она взглянула на Сколари, который вгрызся в яблоко.
— Люблю все необычное, — произнес он.
Однако беседа сразу же угасла.
— Вы планируете вернуться на Пиннакль, Рэнди? — наконец спросила Хатч. — Или думаете принять другое назначение?
— Я в отставке, — ответил он таким тоном, что они сразу поверили.
И поздравили.
— Куплю домик в Шотландии, у моря, — продолжал он.
— В Шотландии? — удивилась Хатч. — Что же вы будете там делать?
— Там еще кое-где сохранилось пустынное взморье, — пояснил он. — А мне нравится уединение.
— И как вы будете проводить время? — не отставала Хатч.
Он налил себе кофе.
— Полагаю, в первый год я не буду делать ни-че-го.
Сколари кивнул.
— Наверное, это приятно. — Потом он заметил, что Найтингейла могли бы взять преподавателем в Техасском университете, и добавил, что очень неплохо было бы спустя столько лет снова встретиться с друзьями. — Рэнди, а вам не хочется написать мемуары? Ей-ей, это была бомба!
Несомненно, Сколари знал, что Найтингейл своего рода знаменитость, но, вероятно, не знал всех подробностей.
— Нет. — Найтингейл напрягся. — Не думаю, что достаточно много людей сочтут историю моей жизни вполне увлекательной.
Опыт подсказывал Хатч, что она и ее пассажиры привяжутся друг к другу. Иначе между ними уже возникла бы глубокая антипатия. Маленькие группы в длительных полетах всегда следовали одному из известных поведенческих шаблонов. Несколько лет тому назад некий социолог, находящийся на борту корабля, изучил определенный феномен и присвоил ему свое имя. Эффект Кабла. Как и следовало ожидать, группа разделилась на две части: с Найтингейлом, с одной стороны, и с кем-то еще — с другой.
До сих пор во время путешествия все мало развлекались и много говорили. Пассажиры почти забыли про игры и виртуальную реальность, посредством чего обычно коротали время, и вместо этого очень много беседовали.
Уже прозвучало несколько доверительных признаний — верный признак того, что пассажиры сблизились, хотя обычно на это уходили недели. На третий вечер Эмбри сообщила, что всерьез подумывает бросить медицину. Невыносимо, когда люди постоянно жалуются тебе на самочувствие.
— Мир полон ипохондриков, — поясняла она. — По-моему, большинство людей именно таковы, не будь я доктор.
— Моя мать страдала ипохондрией, — сказала Тони.
— И моя. Так что мне следовало бы дважды подумать, прежде чем поступать в медицинское училище.
— А почему ты поступила? — спросила Хатч.
— Отец был врачом. И бабушка. От меня этого в некотором роде ожидали.
— А чем ты займешься, оставив медицину?
— Можно бросить практику и заняться исследованиями, — заметил Сколари.
Читать дальше