Джеймс Уайт - «Если», 1997 № 01

— Мне неважно, кто принесет, главное — получить вакцину.

Он встал и принял у Майлса черный капюшон с прорезями для глаз, рта и ноздрей, Роббинс пристегнул его к костюму с помощью герметичных магнитных застежек.

Майлс подал ему черные очки. В верхней половинке левого окуляра загорелся разноцветный дисплей.

«Зарядка проведена, диагностика закончена, — прочел Роббинс. — Отключение света»,

В темноте очки переключились на ночной режим. Все вокруг выглядело нормально, только со слабым зеленым оттенком.

Роббинс опять посмотрел на свое отражение и улыбнулся. Биллингсли называл костюм для ночных операций «гардеробом взломщика» — метко, учитывая характер миссии.

Из-за необходимости максимально избегать контакта с людьми на ТКЗ работа там состояла, главным образом, в ночном обыске помещений с целью обнаружения рукописей и прочих документов. При неожиданном появлении в помещении «местного» полуночника костюм позволял облаченному в него исследователю оставаться незамеченным достаточно долго, чтобы успеть спрятаться или унести ноги.

— Не забудьте вот это.

Роббинс взял у Майлса браслет и застегнул его на левом запястье. Забывать этот предмет нельзя: без него он не смог бы задействовать со стороны ТКЗ переходный шлюз и вернуться на свою Землю.

Они прошли по короткому коридору и оказались в переходной камере. Там они застали Харрисона: он склонился над молодой женщиной в белом лабораторном халате, которая сидела за главным пультом управления. Роббинс не узнал ее. На вид лет тридцать с небольшим, с длинными рыжими волосами и бледной кожей. Она плакала навзрыд, закрыв лицо ладонями.

Харрисон поднял глаза на Майлса. Его определенно терзало беспокойство.

— Кто-нибудь из вас знает, что случилось с доктором Эртманн?

Майлс пожал плечами.

— Понятия не имею. Десять минут назад она была в полном порядке.

Харрисон опять наклонился к уху женщины.

— Что с вами, Дороти? Вы больны? Вам нужна помощь?

Дороти Эртманн медленно подняла искаженное лицо, в припухших глазах блеснули слезы. Роббинс подумал, что если бы не это, ее можно было бы назвать очень хорошенькой.

— Простите, — проговорила она, — мне не следовало… — она осеклась, вытаращив глаза на Роббинса. — Кто это?

— Доктор Роббинс, — ответил ей Харрисон, хмуро глядя на черную фигуру в капюшоне. — Ведь это вы?

Роббинс кивнул.

— Вы не возражаете, если я сейчас уйду, доктор Харрисон? — взмолилась Эртманн. — Он, — она указала на Роббинса, — объяснит вам, что произошло.

— Вы уверены, что сможете идти самостоятельно? Я мог бы послать за креслом-каталкой…

— Нет, благодарю. — Женщина с трудом поднялась со стула и поплелась к выходу. — Я доберусь до своего кабинета и немного полежу.

— Что ж, раз вы уверены, что справитесь сами…

— Уверена. Прошу вас, мне нужно побыть одной.

После ее ухода Майлс не выдержал:

— Что случилось, док?

Харрисон пожал плечами.

— Понятия не имею. Я появился здесь за минуту до вас и нашел ее всю в слезах. — Он помолчал. — Дороти всегда была чувствительной натурой. Когда что-нибудь не получается, она сильно расстраивается. Но видеть ее расстроенной до такой степени мне еще не приходилось.

Качая головой, Харрисон поднял с пола белую коробочку и открыл ее.

— Когда мы закончим, я проведаю Дороти. — Он извлек из коробочки прибор, похожий на автоматический пистолет, и бутылочку с прозрачной жидкостью. Сняв металлическую крышку, он вставил горлышко бутылки в отверстие на днище прибора, после чего протянул его Роббинсу.

— Вопросы?

— Никаких. — Роббинс взвесил инжектор на ладони. Накануне Харрисон продемонстрировал ему, насколько просто пользоваться прибором. «Прижимаете инжектор к предплечью, снимаете предохранитель, нажимаете курок». Он почувствовал слабый укол в том месте, где брызнул ему под кожу миллилитр жидкости, — осталось красное пятнышко, быстро рассосавшееся.

Роббинс кивнул Майлсу.

— Жду отправления.

Майлс подошел к пульту управления, подобрав по пути с пола несколько предметов и положив их на полку. Проверив индикацию на дисплеях, он сказал:

— Переход по-прежнему задействован и стабилен. Местное время на ТКЗ — час десять ночи, 17 ноября 1825 года.

Взволнованный Роббинс подошел к отверстию переходного узла. Последний представлял собой цилиндр длиной шесть метров, положенный набок. Он был несколько сплющен там, где соприкасался с платформой; диаметр входа равнялся трем метрам. При активизации Перехода, как сейчас, ближний конец цилиндра становился черным. Богатый опыт подсказывал Роббинсу, что туда лучше не смотреть, поскольку то была абсолютная пустота — явление, не подвластное рассудку. Стоило кинуть взгляд в ту сторону — и у него начиналось головокружение, словно он смотрел с высокой скалы в бездонную пропасть.