Кристофер Прист: «Если», 1998 № 02

В следующий миг он понял, отчего незадачливый летчик особо заинтересовал замораживателей: без всякого предупреждения зона застывшего времени распалась, и молодой пилот плюхнулся в воду. Парашют вспучился и накрыл своего владельца. Едва вынырнув, тот замолотил руками по воде, пытаясь освободиться от строп.

Не в первый раз Ллойд становился свидетелем того, как распадаются живые картины, только они никогда еще не оживали столь стремительно. Придуманная им гипотеза сводилась к тому, что продолжительность существования картины зависит от расстояния, отделявшего жертву от прибора; летчик был на расстоянии не менее пятидесяти ярдов: В его собственном случае он вырвался из живой картины, а Сара нет, и единственно правдоподобное объяснение — в ту секунду она оказалась ближе к замораживателю.

Избавившись от парашюта, немец не спеша поплыл к противоположному берегу. Надо полагать, его прыжок не укрылся от внимания, еще до того, как он выбрался на пологий настил лодочной станции, появились четверо полисменов и даже помогли ему вылезти из воды.

В памяти Ллойда сохранился лишь один пример оживания картины, сопоставимый по быстроте. Тогда замораживатель «заснял» картину аварии: пешехода, чуть было не ступившего прямо под колеса автомобиля, обездвижили на полушаге. Водитель резко ударил по тормозам, осмотрелся в недоумении: куда делся человек, которого он чуть не убил? Потом, вероятно, пришел к выводу, что это была галлюцинация, и поехал дальше. Только Ллойд, способный воспринимать живые картины, мог по-прежнему видеть виновника происшествия: тот все-таки заметил надвигающуюся машину, в ужасе всплеснул руками, попытался отступить — слишком поздно. Да так и застыл. Однако через три дня, когда Ллойд вновь очутился на том же месте, живая картина улетучилась, спасенный пешеход исчез.

И теперь этот спасенный — как и Ллойд, и немецкий авиатор — будет жить в призрачном мире, где прошлое, настоящее и будущее смешаны в беспокойном сосуществовании.

Еще минуту-другую Ллойд следил за куполом парашюта — белое пятно сносило все дальше по течению и вот наконец пропало: парашют затонул. Тогда Ллойд возобновил свою прогулку в сторону прибрежных лугов. Однако замораживатели, число которых умножилось, перебрались на этот берег и увязались следом.

Достигнув поворота, откуда можно было бросить первый взгляд на Сару, он понял, что бомбардировщик рухнул точнехонько на заветную лужайку. Взрыв поджег траву, и дым от пожара — а горела не только трава, но и покореженные обломки — мешал различить картину.

Январь 1935 года — август 1940 года

Томас Ллойд больше не покидал Ричмонда ни на день. Жил он скромно, перебивался случайными заработками и старался никоим образом не привлекать к себе внимания.

Он выяснил, что его исчезновение вместе с Сарой 22 июня 1903 года было истолковано как совместное бегство. Его отец, Уильям Ллойд, глава одной из самых известных в Ричмонде семей, отрекся от него и лишил наследства. Полковник Каррингтон и миссис Каррингтон объявили награду за его арест, но в 1910 году семья переехала в другое место. Удалось выяснить также, что кузен Уэринг так и не женился на Шарлотте, эмигрировав в Австралию. Его родители умерли, выяснить судьбу сестры не представилось возможным, а семейный дом продали и затем снесли.

В день, когда ему случилось перелистать подшивку местной газеты, он долго стоял напротив Сары, обуреваемый печалью…

А что ждет в будущем? Оно вторгалось в жизнь не спросясь. И вообще существовало в плоскости, воспринимаемой лишь теми, кто был заморожен и вновь ожил. Будущее олицетворяли собой люди, являющиеся сюда ради того, чтобы, неведомо зачем, замораживать образы прошлого.

В день, когда ему впервые пришло в голову, кем являются эти смутные фигуры и откуда они, он долго стоял подле Сары оглядываясь, будто мог защитить ее. В тот день, как бы подтверждая его догадку, один из замораживателей бродил вдоль берега, не сводя глаз с молодого человека и его недвижной возлюбленной.

А настоящее? Ллойд ни в грош не ставил настоящее и не собирался делить с современниками их заботы. Настоящее было чуждым, преисполненным насилия, оно пугало его… хоть и не настолько, чтоб он примерил угрозу на себя лично. Для него настоящее оставалось таким же туманным, как и будущее, — реальными были лишь замороженные островки прошлого.

В день, когда ему впервые довелось стать свидетелем оживания картины, он бросился на лужайку бегом и простоял там до позднего вечера, без конца пытаясь уловить первые признаки того, что протянутая к нему рука вздрогнет…