Кристофер Прист - «Если», 1998 № 02

Разумеется, эксцентрическая комедия с фантастическим мотивом путешествия во времени (как бы российское предвосхищение «Назад в будущее») тоже обречена на успех, однако «Иван Васильевич меняет профессию» Леонида Гайдая (1973, 60,7 млн, 22-е место за всю историю советского кино) находится в гордом одиночестве. Например, «Кин-дза-дза» другого признанного комедиографа Георгия Данелия в 1987 году собрала всего по 15,7 млн на серию. Не перешла двадцати-миллионный рубеж и такая, казалось бы, популярная еще в 60-е годы фантастическая комедия, как «Его звали Роберт» Ильи Олыивангера о человеке-роботе. Тем не менее страсть советской публики к комической и даже пародийной фантастике ощутимо проявилась в ажиотаже по поводу трех серий французского «Фантомаса» в 1967-68 годы, а в 1986 году по поводу польской ленты «Новые амазонки» (не помешали цензурные сокращения и смена завлекающего названия «Секс-миссия»),

Точно так же в нашем кинематографе остался неподдержанным oпыт сочетания фантастики со «жгучей мелодрамой» на зарубежном материале. Всем памятный «Человек-амфибия» Геннадия Казанского и Владимира Чеботарева в 1962 году с результатом 65,4 млн смог наконец-то обойти «Бродягу» Раджа Капура, являвшегося почти десятилетие единоличным лидером советского кинопроката. А то, что отечественные зрители на самом деле обожали «над фантастикой слезами облиться», подтверждает более поздний и вроде бы казусный случай. В 1988 году, уже в перестроечные времена, публика дружно повалила на американскую ленту «Кинг Конг жив» (55,1 млн — на миллион больше было лишь у суперхита «Маленькая Вера»), причем первая часть этой истории — «Кинг Конг» — не произвела столь ошеломляющего впечатления (всего 47.1 млн). Это можно объяснить только тем обстоятельством, что в продолжении «Кинг Конга» мы получили словно типичную мелодраму о матери-одиночке, оставшейся с маленьким ребенком на руках. Как же не посочувствовать «бедной Кинг Конгше» и ее детенышу!

Или почему бы не пожалеть китов-убийц (не случайно в нашем прокате грозное название «Орка, кит-убийца» поменяли на элегично-печальное — «Смерть среди айсбергов»), случайно залетевшего на Землю инопланетянина в облике привлекательного мужчины («Человек со звезды»), космическое существо, которое оказывается не таким уж опасным («Враг мой»), наконец, доисторических чудовищ, разбуженных из-за вмешательства вездесущих искателей приключений (японская «Легенда о динозавре» — аж 48,7 млн!)? Судя по всем этим заграничным фильмам, наших зрителей опять же волновало что-то фантастическое с изрядной долей приключенческого или мелодраматического, а вот до более проблемных научно-фантастических картин, типа американских лент «Козерог 1» или «Ангар 18» (не говоря уже о французских — «Цена риска» и «Преступный репортаж»), им было куда меньше дела.

Вполне закономерно, что и редкие советские фильмы именно научно-фантастического плана, как уже упоминавшийся «Гиперболоид инженера Гарина» или «Человек-невидимка» (1985) Александра Захарова, «Через тернии к звездам» (1981) Ричарда Викторова, «Завещание профессора Доуэля» (1984) Леонида Менакера, находятся примерно в одном промежутке, в районе отметки в 20 млн.

А 10,5 млн на серию, добытые сложным для понимания «Солярисом» (1973) Андрея Тарковского, являются и вовсе идеальным результатом, потому что, по мнению социологов, количество людей, принадлежащих по переписи к интеллигенции, в СССР исчерпывалось десятью миллионами, то есть практически каждый, считающий себя интеллигентом по социальному положению, посмотрел вольную экранизацию романа Станислава Лема, которую первоначально настороженно встретил и сам писатель. Что касается «Сталкера» (1980) того же Тарковского, даже в случае увеличения явно заниженного киноначальством тиража (всего 193 копии на большую страну; «Солярис» имел ровно на 400 копий больше) лента все равно вряд ли могла рассчитывать на то. чтобы превзойти десятимиллионный рубеж. Так и получилось: его прокатный показатель 4,3 млн можно признать вполне приличным.

Между прочим, не в меньшей степени, чем скромные результаты советских (и даже заграничных) фантастических фильмов, удивляет и то, что ни публика, ни режиссеры у нас не испытывали особой склонности к эскапизму, то есть к своеобразному бегству от действительности благодаря фантастике. Они упрямо предпочитали психологические драмы с язвительным подтекстом («кукишем в кармане») или совершенно заумные притчи, шифрованные авторские исповеди, но не стремились выразить себя в обращении к иносказательным сюжетам, которые неизбежно присутствуют во многих фантастических историях.