Кристофер Прист - «Если», 1998 № 02

Так вот, если вспомнить, что реалия по латыни это всего-навсего вещь, то смысл термина «реализм» проясняется до членораздельности. Вещественность, господа, вещественность. Просто умелое (или неумелое) описание реалий, о которых мы привыкли думать, что они и впрямь существуют.

Но для обитателя первой полки это-то и является главным. Он проглотит не поперхнувшись любую, даже самую чудовищную ложь, если та будет обильно приправлена вышеупомянутыми реалиями. Он даже способен поверить в честного сотрудника МВД, уволенного из органов за излишнюю принципиальность и с тех пор ведущего на свой страх и риск бескомпромиссную борьбу с коррупцией и преступностью. И как не поверить! Герой ходит по улицам (названия прилагаются), стреляет в мерзавцев из «Макарова», иногда его даже перезаряжая. Все как в жизни.

Для реалиста существенно передать, как этот мир выглядит. Фантасту же важно понять, как этот мир устроен.

«Ну да! — возразите вы. — А реалисту разве не важно?» Бывает, что и важно, но тогда человек с первой полки немедленно начинает бухтеть, что Достоевский — писатель тяжелый и мрачный.

Было бы неверно думать, что на первой полке собрались одни лишь ярые ненавистники фантастической прозы. Есть среди них (правда, в небольшом количестве) и ярые ее сторонники. Люди с первой полки вообще в большинстве своем придерживаются крайних взглядов. Середины для них не бывает.

Иное дело обитатели второй полки. Для них принципиальной разницы между реализмом и фантастикой зачастую нет вообще. Реалии могут быть привычными читателю (Тургенев), могут быть целиком и полностью вымышленными (Данте), наконец, и те, и другие могут мирно соседствовать в пределах одного повествования (Гоголь). Главное, ей-Богу, не в этом…

А вот для обитателей первой полки разница очевидна. Поэтому ни детектив, ни женский роман у них протеста не вызовут, ибо все эти направления суть разновидности реализма. (А что тут возразишь? Реалии-то — вот они!)

С исторической прозой и вовсе забавно. Чем она отличается от альтернативной истории, никто даже объяснить не берется. Исторические документы лгали, лгут и будут лгать, поскольку составляются людьми, и какой из них ни положи в основу повествования, все равно в итоге получится фантазия на темы прошлого.

Ох уж эти мне реалии!.. Ну вот, допустим, изобразил я участкового с двуглавым орлом на фуражке. Реализм? Реализм, господа. Вон их сколько таких за окном! И все с орлами… А напиши я то же самое лет семь назад? А вот тогда, товарищи, это была бы дерзкая, чтобы не сказать — злопыхательская фантастика (то есть, иными словами — тот же самый реализм, только еще не опошленный действительностью).

А теперь пришло время выдать страшную тайну. Делаю это со спокойным сердцем, поскольку предвижу, что разглашение ее никаких последствий не повлечет. На первой полке отмахнутся и забудут, на второй — пожмут плечами. (Подумаешь, дескать, новость!) Так вот…

Господа! Всякий текст (включая цифры финансовых отчетов) — это фантастика чистой воды! Просто не всякий автор имеет мужество признаться в том, что он фантаст.

Бедные, бедные обитатели первой полки! Сколько им пришлось пережить потрясений за последние несколько лет, когда добро внезапно объявлялось злом и наоборот, а жизнь за окном стремительно меняла жанр, шарахнувшись вдруг из соцреализма в самую оголтелую фантастику во всем ее многообразии — от альтернативной истории до лютого хоррора!

Впрочем, наш взбаламученный социум, кажется, отстаивается помаленьку, крыши у людей с первой полки возвращаются в исходную позицию, и скоро, глядишь, победное речение «Терпеть не могу фантастику!» вновь зазвучит в народе с прежней силой.

Сегодняшним материалом мы завершаем публикацию серии исторических очерков, начатую в четвертом номере «Если» за 1996 год статьей Всеволода Ревича «Попытка к бегству» и посвященную фантастике разных стран. Не претендуя на энциклопедичность, мы рассмотрели только «фантастические державы», имеющие богатые литературные традиции и оказавшие влияние на развитие жанра. За неполные два года на страницах журнала выступили литературоведы, критики, писатели, так что опубликованные по этой теме материалы могли бы составить довольно объемную книгу. Надеемся, что, несмотря на неизбежную «пунктирность» обзоров, читатели получили представление о становлении жанра, основных этапах его развития и нынешнем литературном пейзаже. Можем заверить наших читателей, что исторический очерк не исчезнет со страниц журнала, но теперь мы будем посвящать свои материалы конкретным течениям и направлениям фантастики.