Сергей Лукьяненко: Донырнуть до звезд

– А правда ли, что Оахо Три Весла видел звезды?

Старик молчит. Ему очень не хочется говорить. Очень.

– Так сказано в легенде о последнем подвиге Оахо, – говорит он.

– Расскажи ее, – просит мальчик.

И старик начинает рассказывать.

В этом мире от меня зависит все, кроме судьбы. Но я умею предсказывать судьбу – почтит так же точно, как движение звезд. И теперь я знаю, что мальчик умрет раньше старика.

Мне становится грустно.

– Я видел свет в небе, но не нашел там звезд. Так сказал Оахо. Я испытал все, что может испытать человек, но мне мало. Так сказал Оахо. Если звезд нет в небе, я найду их на дне моря. Так сказал Оахо. И он взял самую маленькую лодку и ночью поплыл в море. Он долго дышал, а потом взял тяжелый камень и прыгнул в воду. И он погружался все глубже и глубже, пока не достиг дна. И там, на дне моря, он увидел звезды. И они были так прекрасны, что Оахо не захотел возвращаться. Он остался на дне, и глаза его до сих пор смотрят на звезды.

Мальчик не спрашивает, кто рассказал про звезды, если Оахо не вернулся. Он знает, что правда легенды выше, чем правда жизни. Он молчит и думает.

– Оахо был великим пловцом, – говорит старик. – Он мог нырнуть куда глубже, чем любой другой чело­век. Куда глубже, чем можешь нырнуть ты. Не каждый, кто остается в пучине, видит звезды.

Это правда.

– Алату Четыре Голоса, – говорит мальчик. – Но ты рассказывал, что море мелеет с каждым годом. Острова становятся все больше и больше. С Раунуи на Ото-ару уже можно пройти, не замочив ног, а когда я был маленьким, приходилось плыть.

Это тоже правда.

– Море мелеет, – тихо говорит старик. – Но море все равно глубоко. Может быть, через сто лет…

Он замолкает. Ему не хочется думать о том, что будет через сто лет. Но он прав. Уже через пятьдесят лет мир изменится. Огромное море и маленькие острова превратятся в большую сушу и маленькие озера.

Так будет, потому что с каждым днем мне нужно все больше и больше воды.

– Спасибо тебе, Алату Четыре Голоса, – говорит мальчик.

Он встает и уходит, а старик тщетно смотрит в темноту, пытаясь понять, куда пошел Соуи, любящий задавать вопросы. К деревне или к лодкам?

Старик поднимает голову к небу и смотрит на меня. Смотрит так, будто видит.

Мне становится неуютно.

– Защити его, всемогущий, – шепчет старик. – Ему всего пятнадцать лет. Он слишком рано стал задавать вопросы. Защити его! Я знаю, ты слышишь меня. Ты ведаешь все, что происходит в мире. Ты видишь движение рыб в пучине и бег звезд в небе. Когда я просил, ты посылал дождь. Когда я просил, ты пригонял рыбу. Сейчас я прошу самую малость, всемогущий! Останови мальчика! Возьми мою жизнь вместо его!

Мне становится стыдно.

– Защити его, – шепчет старик. – Останови его… Я хотел бы ответить, что защитить и остановить это не одно и то же. Но я не могу ответить. Я смотрю, как плачет старик и как мальчик выбирает самую плохую лодку. Старик не хочет, чтобы мальчик умер. Мальчик не хочет, чтобы племя понесло убыток.

Я вызываю дождь.

В центре мира, там, где днем пылает свет, который люди называют солнцем, сгущаются облака. Я трачу немного энергии – и ливень обрушивается на остров, смывая слезы с щек старика. Капли барабанят по перевернутым лодкам, и мальчик останавливается, глядя в небо.

Дождь холодный.

Люди в деревне просыпаются и молят меня о милосердии.

Я не слушаю их.

Мальчик спускает лодку на воду. В лодке лежит камень на длинной веревке, свитой из копры, – якорь. Мальчик взвешивает его на руках и кивает. Камень тяжелый.

Я вызываю ветер.

Я не делал этого, когда Оахо уплыл в море. Оахо был стар и хотел лишь одного – увидеть звезды. Он увидел их, но глаза его давно уже съели рыбы.

Мальчик упрям. Он гребет, и лодка движется прочь от берега. Почти туда, где на дне моря лежат кости Оахо, опутанные веревкой из копры.

Я могу сделать для мальчика лишь одно.

Я могу показать ему звезды.

Я смотрю на дно. На стеклокерамике почти нет песка, сила Кориолиса относит его к островам. Морское дно темное, словно небо. Гладкое, сверкающее, темное небо.

Я даю команду, и на огромном цилиндрическом корпусе корабля оживают сервоприводы. Мне все равно требуется проверить механизмы – к тому дню, когда корабль достигнет Проциона и для людей откроется новое небо.

Изъеденный метеоритной коррозией лист брони начинает сдвигаться. Очень медленно. Но мальчик еще гребет, мальчик еще борется с ветром, и я должен успеть.

Корабль плывет в пространстве почти четыреста лет. Первый земной колониальный корабль. Ковчег поколений, в ласковом тропическом раю которого живут будущие колонисты. Большинство устраивает такая жизнь – рыбалка и охота, свадьбы и празднества. Тихий, ласковый рай.