Журнал «Если» - «Если», 2000 № 09

Добравшись до катера, тележка начинала стремительно снижаться, в конце концов впиваясь в грузовой отсек, обозначенный вертикально откинутой черной крышкой. Там она «разгружалась», без особых церемоний вбрасывая тело на точно отведенное ему место. Катер при этом, даже лишенный бортового интеллектора, издавал удовлетворенное «Хха!», после чего тележка улетала — на этот раз не производя практически никакого шума, разве что изредка тихо и мелодично посвистывала.

— Ну вот, — сказал Пилот сокрушенным тоном.

Он очень устал. Ноги едва держали его, тем более, что костюм полной защиты весит больше гражданского стандарта, и носить его на себе в течение долгих часов, да еще не присаживаясь ни разу — тяжелое испытание даже для молодого человека. Тем более, что время нормального самочувствия, похоже, подходило к концу, костяная чума уже готовилась завладеть его телом — усталость была какая-то не такая, еще не болезненная, но уже тошнотворная. Как только катер умчался прочь, по той же самой траектории, по которой прибыл, Пилот рухнул на землю, раздавив пару мелких десятисантиметровых кустов (уж не синакона ли? — мелькнула тревожная мысль и тут же исчезла).

Теперь он полулежал лицом кверху, опершись на локти и бездумно уставившись на медленно темнеющее небо. Рядом с ним бестолково пристраивался уродец, в которого превратил себя Симфотакис. Уродец молчал — то ли по недосмотру, то ли из чувства вредности, весьма ему свойственного даже в менее критических ситуациях; Симфотакис не озаботился монтажом какого-нибудь говорящего устройства, оставалась лишь надежда, что, по крайней мере, он слышит. Таким образом, Пилот остался совсем один — Мэллар с его Диагностом и выводком заполошных серверов был для него деталью чуждой и враждебной обстановки. Он не мог считать Мэллара компаньоном, он остался один на один с болезнью, которая то ли съест его, то ли измучит — тоже не слишком желательная компания.

Дул слабый холодный ветер, пахнущий синаконом и еще чем-то неуловимым. Синаконом пропахло все. Особенно сильно это ощущалось, когда Пилот бросал случайный взгляд на плантацию. Казалось, плантация была везде, и поэтому он предпочитал смотреть в небо.

Он только сейчас начал понимать, что пожертвовал собой, в сущности, без особых причин. Индекс девяносто семь остался индексом девяносто семь, а то, что и сам он заразился этой болезнью, никакого отношения не имело к той задаче, которая была перед ним поставлена. Простейшей, в общем, задаче: перевезти в Метрополию собранный синакон. И ребята эти, маргинальные (а некоторые просто вредные), и сам Пилот, куда менее маргинальный, вполне достойный член общества, перед этим индексом были просто ничто. Ноль, исчезающая величина, которой он обязан был пренебречь. Чтобы не случилось беды — там, непонятно где, но беды. Страшной, может быть. Непоправимой.

— А вот ты, например, женат? — спросил вдруг Мэллар, с видимым облегчением усаживаясь на один из серверов. Тот сразу обвил его щупальцами, прижался почти любовно — на близком расстоянии от Мэллара исходил сильный знак нездоровья.

Пилот с удивлением воззрился на него.

— Нет, а что?

— Ох, извини, не подумал, — сказал Мэллар, — а девушка у тебя хотя бы есть? Такая, чтоб хоть куда за тобой?… Вечер-то какой!

Вечер действительно был всем вечерам вечер, почти земной, с огромным багровым шаром на горизонте, с невыразимо трогающей палитрой облаков, с темными, вечно спокойными вершинами, с близкими стволами деревьев, покрытыми корой в разводах абстрактных форм и зияюще трагических колеров, с теплым, ласкающим ветром и легким невнятным шумом, который правильнее было бы назвать фоном. Такой вечер побуждал к порывистому вздоху и на миг зажмуренным векам.

— Ты меня о девушках спрашиваешь, о том, женат я или еще нет, с горечью сказал Пилот. — Какая же ты все-таки сволочь! Нет, я понимаю, тебе надо было спасти друзей — они для тебя индекс девяносто семь…

— Какие там девяносто семь, милый?! Все сто — да еще в сотой степени. Самое большое число в мире — гугол называется.

— Они для тебя самое важное. А меня ты заразил смертельной и мучительной болезнью, и не факт, что мне удастся выбраться невредимым.

— Э-хе-хе, — сокрушенно сказал Мэллар. — Как ты все-таки странно воспринимаешь ситуацию. Я тебе прямо скажу… нет, ну вечер-то какой, как же я их люблю, вечера такие! Да, так я тебе скажу абсолютно прямо — это все Интеллектор.

— Какой интеллектор? Симфотакис, что ли?