Сергей Чекмаев - Везуха

Потом был буддийский монастырь, название которого Андрей даже и не старался запоминать, потом переписал с туристского проспекта – Сутеннодзи. Несмотря на то, что в Японии господствующей религией является синтоизм, в стране немало приверженцев буддизма: недостатка в послушниках наставники монастыря явно не испытывали.

Казалось, внутри этих тысячелетних стен время остановилось навсегда. Неспешно шествовали бритоголовые монахи, неспешно развевались на ветру разноцветные вымпелы, неспешно плыли над крышами ватные громады облаков.

Но стоило вернуться в деловую часть города – ощущение замороженной вечности исчезло. Наоборот: безумная свистопляска рекламы, сверкающие, подмигивающие на все лады витрины, бесконечный людской водоворот, стремительно проносящиеся над головой скоростные поезда словно подчеркивали значимость каждой секунды в бешеном пульсе современного мегаполиса.

Огромные, высотой в пять-десять этажей, настенные экраны почти без пауз крутили рекламные ролики. Понять о чем – невозможно, сплошные иероглифы, лишь изредка нет-нет да и проскользнет знакомое слово: «Sony», «Motorola», «Toyota»… Что-то было в них одинаковое, похожее, будто бы абсолютно все ролики снимал один и тот же режиссер. Андрей никак не мог понять что. И только минут через пятнадцать бесконечного мелькания перед глазами сотен однообразных реклам понял: они все рисованные. Мультики. Аниме. Ни одного живого актера, ни одного человеческого лица. Лишь похожие как близнецы улыбающиеся головы с неестественно большими глазами и волосами безумных расцветок. Однажды промелькнуло вроде бы вполне человеческое лицо, но в этот момент мини-вэн резко повернул, экран пропал из виду, и Андрею оставалось только гадать, не привиделась ли ему та улыбающаяся девушка. И уж тем более не вспомнить, чего уж она там рекламировала? Вроде бы что-то косметическое.

Как оказалось, реклама заинтересовала не одного Андрея. Огнев неожиданно обернулся к переводчику, спросил:

– Простите, Евгений Исаевич, давно хотел спросить. Мультики эти, аниме, у них тут сплошняком, в кино, по телевизору, на экранах вон, – он кивнул на мелькнувший за окнами мини-вэна небоскреб, – сотнями. И все вот с такими, – Огнев развел в стороны руки, показывая, – глазищами. Мы привыкли смеяться, что в Японии это такой национальный комплекс: у самих глаза-щелочки, но уж очень хочется быть похожими на европейцев, вот и рисуют мультяшек с гляделками на пол-лица. А сами японцы как это объясняют? Не может же быть, чтобы в открытую признавались в своих комплексах!

Романовский улыбнулся:

– Нет, конечно, нет. Вы, наверное, обратили внимание, что в аниме действуют в основном очень юные герои: дети или подростки? Здесь считают, что большие глаза – это всего-навсего признак детской непосредственности, ясного, открытого взгляда на мир. Потому-то ими и снабжены все мультяшные персонажи. Но вы, конечно, правы – это комплекс, причем не единственный. Другие не так бросаются в глаза, но тоже довольно показательны.

– Например?

– Вас никогда не удивляло, почему у аниме-героев волосы таких нечеловеческих расцветок? Салатовые, фиолетовые, розовые…

– Гм… никогда не обращал внимания. Черт! А ведь верно!

– А это тоже комплекс. Желание походить на европейцев. У белой расы волосы могут быть каштановыми, рыжими, соломенными, белобрысыми, а у азиатов – только черными.

– Вот-вот, а я что говорил! – пробурчал Москвин, тоже заинтересовавшийся разговором.

– Молодежь красится в немыслимые цвета самых зверских, кричаще-ярких оттенков, ибо черный цвет задавить не так просто. Задним числом – то ли чтобы оправдать эту моду, то ли чтобы поддержать ее, экраны запестрели синеволосыми нимфетками и инфернальными злодеями с малиновой шевелюрой.

К туристическому кварталу мини-вэн пробивался почти час – московским водителям, который год жалующимся на пробки, надо хотя бы на день-два съездить в Японию. После тех пробок московская толчея покажется милым детским утренником.

Без преувеличения одна из самых известных достопримечательностей Японии – рикша; само слово – лишь упрощенный для непривычного западного горла вариант, полностью произносится «дзинрикися», с ударением на последнем слоге. Знакомого по многочисленным фильмам и иллюстрациям босоногого азиата в конической соломенной шляпе давно уже нет, повозка прицеплена к разукрашенному велосипеду и называется «педикэбом». Все довольны: японское слово никто больше не коверкает, а западным туристам так привычнее. Среди наших же, понятное дело, слово вызвало нездоровый ажиотаж, японцами не понятый.