Филип Дик - Скользя во тьме

— Брюс, — обратился к нему Майк. — В чем дело? Что тебя сюда привело? Что ты хочешь нам сказать? Можешь ты нам хоть что-нибудь про себя сказать?

— Ублюдок! — завопил Джордж, подпрыгивая вверх-вниз как резиновый мячик. — Где ты был, ублюдок?

Китаянка вскочила визжа:

— Скажи нам, ты, хуесос, ты, жополиз, ты, заеба!

— Я глаз, — сказал он.

— Ты хуй моржовый, — проговорил исполнительный директор. — Ты жопа с ручкой. Ты залупа конская. Ты блевотина в очко. Ты отсос Петрович. Ты пиздорванец.

Теперь он уже ничего не слышал. И забыл значения слов, а под конец и сами слова.

Он только чувствовал, что Майк за ним наблюдает — наблюдает и слушает, ничего не слыша; он ничего не знал и не помнил, чувствовал себя слабым и ничтожным, ему хотелось уйти.

Пустота внутри нарастала. И на самом деле он был немного этому рад.

Был уже почти вечер.

— Посмотри сюда, — сказала ему женщина. — Мы тут уродцев держим.

Он испугался, когда она открыла дверь. Из-за распахнутой двери посыпался шум. Размеры комнаты его удивили; внутри он увидел множество играющих ребятишек.

Тем вечером он наблюдал, как двое стариков кормят ребятишек молоком и детским питанием. Он сидел в небольшой отдельной нише рядом с кухней. Повар по имени Рик первым делом выдал двум старикам детское питание, пока все ждали в столовой.

Юная китаянка, неся поднос с тарелками в столовую, улыбнулась ему и спросила:

— Любишь детей?

— Ага, — сказал он.

— Можешь посидеть с детьми и поесть с ними.

— Ага, — сказал он.

— Позднее, через месяц-другой, ты сможешь их кормить. — Она замялась. — Когда мы будем уверены, что ты их не ударишь. У нас правило: детей никогда нельзя бить, что бы они ни делали.

— Ага, — сказал он. В него словно вливалось жизненное тепло, пока он наблюдал, как едят дети. Он сам тоже сел к столу, и один из детишек поменьше заполз к нему на колени. Он стал кормить ребенка с ложки. Им с ребенком, подумал он, одинаково тепло. Китаянка улыбнулась ему, а затем прошла с тарелками в столовую.

Он долго сидел с детьми — держал на коленях сперва одного, затем другого. Двое стариков ссорились с детьми и друг с другом, обвиняя один другого, что тот неправильно кормит. Крошки, кусочки и пятна еды заляпали пол и стол. Наконец он потрясенно понял, что детей уже покормили, и что они теперь уходят в большую игровую комнату смотреть мультики по телевизору. Он неловко нагнулся, чтобы собрать просыпанную еду.

— Нет, это не твоя забота, — резко остановил его один из стариков. — Это должен делать я.

— Ага, — согласился он, поднимаясь и стукаясь головой о край стола. Просыпанную еду он держал в руке и теперь глазел на нее с удивлением.

— Иди п-помоги убрать в с-столовой, — слегка заикаясь, велел ему другой старик.

Один из помощников по кухне, занимавшийся мытьем посуды, заметил ему, проходя мимо:

— Чтобы сидеть с детьми, тебе нужно разрешение.

Он кивнул и, озадаченный, застыл на месте.

— Это для стариков, — пояснил ему мойщик посуды. — Сидеть с детьми. — Он рассмеялся. — Для стариков, которые больше ни на что не способны. — Он пошел дальше.

Одна девочка осталась. Она долго изучала его большими глазами, а потом спросила:

— Как тебя зовут?

Он не ответил.

— Я спросила, как тебя зовут.

Осторожно протянув руку, он коснулся ломтика ветчины на столе. Ветчина уже остыла. Однако, сознавая присутствие ребенка, он по-прежнему чувствовал тепло. Затем он так же осторожно погладил девочку по голове.

— Меня зовут Тельма, — сообщила девочка. — Ты забыл, как тебя зовут? — Она хлопнула его по спине. — Если ты забыл свое имя, ты можешь записать его на руке. Хочешь, покажу как? — Она снова его хлопнула.

— А оно не смоется? — спросил он у девочки. — Если написать его на руке, то в первый же раз, как будешь что-то делать или мыться в ванной, оно смоется.

— Да, я понимаю. — Девочка кивнула. — Ну, тогда можешь написать его на стене — над головой. В комнате, где ты спишь. Повыше, где оно не смоется. А потом, когда захочешь получше вспомнить свое имя, ты сможешь…

— Тельма, — пробормотал он.

— Нет, это мое имя. У тебя должно быть другое имя. И вообще Тельма — это женское имя.

— Ага, — сказал он, размышляя.

— Если я снова тебя увижу, я дам тебе имя, — пообещала Тельма. — Я сделаю его специально для тебя. Ага?

— Разве ты здесь не живешь? — спросил он.

— Да, но моя мама может уйти. Она думает о том, чтобы забрать нас — меня и моего брата — и уйти.