Владимир Контровский - Последний герой нашего времени

«Средневековый аскетизм, – думала Лидия, шагая по дорожке, ведущей к дощатому пирсу и дальше, на пологий песчаный берег. – А теперь здесь будет наш северный шаолинь, то есть не шаолинь, а источник новой силы, которой ещё нет названия. И очень может быть, – она вспомнила непринуждённо-текучую пластику движений сына, – наши дети превзойдут питомцев восточных школ со всеми их методиками. Твоя мечта осуществится, Вадим…».

После гибели мужа она боялась, что безопасники докопаются до истинной причины, заставившей Вадима увезти Свиридова из института, но этого не произошло. Ошеломлённые «наследством» Алхимика офицеры службы безопасности и не подозревали, что за всей этой историей скрывается что-то ещё. Картина событий, выстроенная капитаном Матвеевым и принятая его начальством, выглядела очень логичной: командир сто семнадцатой народной дружины обнаружил серьёзную опасность, угрожавшую его знакомому учёному, и принял меры – такие, какие счёл нужными. И даже то, что Костомаров повёз Свиридова к военным, – Константинов догадывался, куда они направлялись, – вполне подчинялось логике вещей: волонтёры куда больше доверяли тем, с кем они вместе стояли под огнём, чем кому бы то ни было ещё. К сожалению, аутсайдеры, работавшие на United Mankind, перехватили джип, и только мужество погибших предотвратило утечку информации государственной важности.

«Драконью голову» и её теоретическое описание, снятое с компьютера Алхимика, спецрейсом отправили в Москву, в исследовательский центр, а обеим вдовам особым указом президента была назначена пенсия. С ними, конечно, говорили, но все задаваемые вопросы касались исключительно разработок Александра Свиридова – тайна «КК» осталась тайной, и Лидии стало хоть немного легче.

Немного легче – без любимого окружающий мир посерел и скукожился, несмотря на заботу, которой бойцы сто семнадцатой окружили вдову и сына своего командира. Бывали часы, когда Лиде хотелось выть от боли, пронзавшей сердце, – её спасал от глухого отчаяния только маленький сын и мечта, оставленная ей Вадимом. И женщина держалась, и помогала держаться Юле.

Вдова Алхимика переносила свалившуюся на неё беду ещё тяжелее – Лида всерьёз беспокоилась за её жизнь и рассудок. Она не спускала с Юли глаз и даже настояла на том, чтобы та вместе с дочерью переехала жить к ней. Мало-помалу профессионализм психолога и обычная человеческая теплота сделали своё дело – Юля вышла из состояния отрешённости и безразличия ко всему. Но изменилась она сильно – исчезла прежняя девчонка, сумевшая сохранить весёлую безалаберность даже во время первой и самой лютой постобвальной зимы: из-под прежней Юли проступила какая-та другая женщина, спавшая до поры. И даже речь её стала другой: в ней появились архаичные обороты, не свойственные образованному человеку начала двадцать первого века. А на исходе лета она сказала Лидии: «Я хочу, чтобы моя Даша стала такой же, как твой Ваня. Я обещала Саше».

А Ваня менялся – Лида это видела. Внешне мальчик ничем не отличался от обычных детей его возраста, но в глазах его появлялась иногда недетская мудрость. Ваня впитывал любые знания, словно губка, интересовался всем, и при этом поражал мать неожиданными высказываниями. Однажды Лидия рассказала ему миф о Фаэтоне, добавив, что есть гипотеза о существовании в Солнечной системе планеты с таким названием. Ваня помолчал, а потом посмотрел на мать своими серыми, как у отца, глазами и заявил: «Такая планета была. Её уничтожили – так было надо». «Энергоинформационный слой, – подумал Лида. – Ваня имеет доступ к знаниям миллиардов и миллиардов людей, живших до нас. И не-людей – тоже».

Зимой, вскоре после того, как Ваня принял последнюю белую гранулу, Лидия сумела тайком сделать ему генетический анализ и была потрясена его результатами. «Да, он станет новым человеком, – подумала она в смятении, – но останется ли он человеком?». И всё-таки она была уверена в правильности того, что делает, и не собиралась отступать. «Один ребёнок и даже два, – говорила она себе, – этого мало. Детей нового мира должно быть много». Вот тогда-то и появилась у Лидии мысль о монастыре как о наиболее подходящем месте для осуществления задуманного: заветный контейнер с тысячами и тысячами гранул «КК» ждал своего часа.

Монастырей в Ленинградской области и на Северо-Западе России было немало, но далеко не всякий её устраивал. Большинство обителей были разорены, другие не подходили по тем или иным причинам. Наконец, после долгих раздумий Лидия остановила свой выбор на скромном островном монастыре на Ладоге и сообщила об этом Юле. Та согласилась на переезд без колебаний, и в начале лета они отправились в путь. Пётр, ставший командиром дружины после смерти Вадима, довёз их до острова и сказал на прощанье, передавая Лиде коммуникатор: «Если что, сообщите – мы за вас кому угодно голову оторвём».