Владимир Контровский - Последний герой нашего времени

Он шевельнул носком ботинка оплавленный клочок металла, зарывшийся в горячий пепел, и, обходя кучки тлеющего мусора, пошёл к ожидавшей его машине.

– Примите наши соболезнования, Лидия Сергеевна. Ваш муж спасал очень крупного учёного, Александра Николаевича Свиридова, сделавшего исключительно важное открытие мирового значения. Этим открытием пытались завладеть наши враги, но они просчитались – ваш муж встал на их пути. Вадим Петрович Костомаров погиб как герой.

– Я знаю, – тихо сказала женщина в чёрном.

Белая чайка резко спикировала, чиркнула по поверхности воды и взмыла вверх, унося в клюве серебряную полоску. От синих монастырских куполов, скрытых за густыми кронами деревьев, донёсся гулкий голос колокола.

У самой кромки воды бегали мальчик и девочка лет шести, выбивая босыми ногами сверкающие капли. Ещё одна девочка – ей было года три – устроилась поодаль, вдумчиво изучая божью коровку, ползущую по травинке. Время от времени она отрывалась от своего занятия и, надув пухлые губки, с детской ревностью посматривала на мальчишку, которому почему-то интереснее было бегать по песку с девочкой постарше, чем сидеть рядом с ней и разглядывать букашек. А на выбеленном прибоем бревне сидели две женщины в длинных юбках и тёмных платках. Они не были ни монашками, ни послушницами, но на острове даже трудницы блюли устав монастыря, избегавшего мирских соблазнов.

– Я в Североморске связисткой была, по контракту. Гарнизонная жизнь – не сахар, а только у нас Дону она тогда тоже была не мёд с патокой. Вот я и завербовалась-подписалась, – Ольга поправила прядь чёрных волос, выбившуюся из-под платка. – А в Диму я влюбилась сразу, с первого взгляда, словно в омут упала с головой. Он был какой-то, – она запнулась, подбирая сравнение, – как открытая рана, что ли, тронь – и сразу больно. И глаза у него – я как их первый раз увидела, тут же и поняла: люди с такими глазами долго не живут. У меня ведь бабушку на хуторе колдуньей звали, и я у неё кое-чему научилась. Ходила я за ним как тень, при каждом случае старалась на глаза ему попадаться, да только Дима мой отрешённый меня и не замечал. Виделись мы с ним часто – лодка их всё у пирса стояла, – да толку-то. И лишь разочек я своего таки добилась. Мы ведь, казачки, настырные, – она улыбнулась своим воспоминаниям.

– На двадцать третьего февраля в Доме офицеров праздник был – гуляли. На меня там многие глазели, а я всё своего желанного выглядывала. И догляделась – пригласила на белый танец. Дима мой тогда выпил немного, отмяк, холод его нутряной отступил ненадолго, да и я постаралась – зря, что ли, колдуньина внучка? Увела я его, как коня на аркане. Лариске – это подруга моя, жили с ней в одной комнате, – строго наказала до утра домой не показываться. Так ей и сказала: «Хоть на снегу ночуй, а нам не мешай!». Ох и любила я его… – синие глаза Ольги подёрнулись дымкой. – Те часы минуткой пролетели, хоть и шутила я: мол, не спеши, милёнок, полярная ночь длинная. Да только счастье моё вышло коротким…

Юля слушала, опершись локтями в колени и положив подбородок на кулаки.

– Не стал он со мной дальше хороводиться. Так и сказал: «Не люблю я тебя, а просто так – не хочу. Нечестно это – ты уж меня прости». Я тогда аж заледенела – утопиться думала, честное слово. А когда узнала, что беременна, аборт хотела сделать. Диме-то я не говорила, чтоб не думал, будто я через это в жёны к нему навяливаюсь. Не сделала – уехал он в Питер, мать хоронить, и не вернулся. А потом я узнала, что взорвал он себя на бирже вместе с клопами-спекулянтами навроде тех, что Обвал устроили, только рангом пониже. И решила я тогда дитё его сохранить и вырастить. И сохранила я Анюту, – она посмотрела на девочку, бегавшую у воды, – и выращу.

– Постой, постой, так этот парень, который… Это и был твой Дмитрий?

Ольга молча кивнула.

– Тесен мир… А как ты здесь оказалась?

– Помогли. Есть один такой человек хороший, Михаил Пантелеев, Дима у него под началом служил. Он когда узнал, что моя Анюта – дочь лейтенанта Ильина, как брат родной о нас заботился. Да, как брат – в постель ко мне залезть и мысли не имел. А потом, когда Обвал накатился, и на Севере совсем невмоготу стало, он помог нам до Питера добраться. Ехала я сюда под охраной морских пехотинцев – перебрасывали морпехов, а их командир другом был Пантелееву. И в Петербурге нашлись люди, знавшие Диму и помнившие, что он сделал, – не оставили без помощи дочь его и жену невенчанную. А как Время Тьмы на убыль пошло, я и перебралась сюда, на остров. Монастырь здесь чистый, корыстью не травленный, – жить можно, земля прокормит, хоть и скудная она тут у вас. Поживу, а как Анюта подрастёт, вернусь домой, на Дон, – дома и стены помогают.