Роберт Мак-Каммон - Моё !

"Роллинг Стоун" лежал все там же, на кухонной стойке, где она его оставила, с группой "Бэнглз" на обложке. Она взяла из холодильника последнюю банку пива и принялась его пить, пролистывая журнал. Во рту у нее было, как в помойной яме. По привычке Мэри решила посмотреть рекламные объявления в конце журнала. Она поглядела, что есть на продажу: футболки "Бон Джови", солнечные очки "Вэйфарер", плакаты "Спаде Маккензи", маски "Макс Хедрум" и тому подобное. Ее взгляд скользнул по разделу личных объявлений.

"Мы любим тебя, Роберт Палмер. Линда и Терри, твои величайшие фэны".

"Ищу, кто подвезет из Амхерста, Массачусетс в Лодердейл, Флорида, 2/9, готов разделить все расходы. Звонить после шести вечера. 413-555-1292 Грег".

"Привет, Олух!"

"Ищу Фокси Дениз. Мы познакомились на концерте "Металлики" 28/12. Куда ты делась? Джо, почтовый ящик 101-Б, Ньюпорт-бич, Калифорния".

"Да здравствует кавалерия! Видишь, мы же говорили, что сделаем!"

"С днем рождения, Лиза! Я тебя люблю!"

"Мистер Моджо воспрял. Леди..."

Мэри перестала читать. У нее стиснуло глотку. Во рту было пиво, и проглотила она его с большим трудом. Она поставила банку и вернулась глазами к началу объявления.

"Мистер Моджо воспрял. Леди все еще плачет. Помнит ли кто-нибудь? Встречаемся там 18/2 14.00".

Она уставилась на последние четыре цифры. Четырнадцать ноль-ноль, как военные отсчитывают время. В два часа дня, восемнадцатого февраля. Она перечитала послание в третий раз. Мистер Моджо - это была отсылка к Джиму Морисону, из его песни "Женщина из Лос-Анджелеса". А плачущая леди - это...

Это должно было когда-нибудь случиться. Должно было.

Она подумала, что у нее мозги все еще шалят от кислоты, поэтому подошла к холодильнику, вытащила горсть кубиков льда и опять промыла лицо. Снова взглядывая на "Роллинг Стоун", она дрожала не только от холода. Нет, послание не изменилось. Мистер Моджо. Плачущая леди. Помнит ли кто-нибудь...

- Я помню, - прошептала Мэри Террор. Горди открыл глаза на тень, стоящую над ним.

- В чем дело? - спросил он так, будто челюсть ходила на ржавых петлях.

- Давай отсюда.

- Чего? Я пытаюсь...

- Уматывай.

Он моргнул Джинджер стояла у кровати, глядя на него. Она была обнажена гора плоти. И сиськи огромные обвисли, подумал Горди.

Он улыбнулся, все еще во власти приятных видений, и потянулся к ее груди. Она перехватила его руку и зажала, как птицу в ловушке.

- Уходи давай, прямо сейчас.

- А сколько сейчас времени? Ух ты, голова кругом идет!

- Почти десять тридцать. Давай, Горди, вставай. Я действительно не шучу, парень.

- Эй, к чему такая спешка? - Он попытался высвободить руку, но пальцы женщины напряглись еще больше. Сила ее хватки начинала его пугать. - Ты что, хочешь мне руку сломать?

Она отпустила его и шагнула назад. Порой ее сила прорывалась из нее, но сейчас не то время, чтобы давать ей волю.

- Прости, - сказала она. - Но ты должен уйти. Я люблю спать одна.

- У меня глаза зажарились. - Горди прижал ладонь к глазницам и потер их. Звезды и шестереночки взорвались в темноте. - Слушай, это дерьмо действительно мощно бьет, верно?

- Я принимала и посильнее. - Мэри подобрала одежду Горди и швырнула ему на кровать. - Одевайся. Давай, шевелись!

Горди ухмыльнулся ей отвислыми губами и красными глазами.

- Ты в армии служила, или что?

- Или что, - ответила она. - Не засыпай опять. Она подождала, пока он втиснулся в рубашку и начал ее застегивать, тогда только надела платье и вернулась на кухню. Ее глаза опять упали на послание, и сердце тяжело заходило в груди. Никто этого не мог написать, кроме члена Штормового Фронта. Никто не знал о плачущей леди, кроме внутреннего круга Штормового Фронта: десять человек, из которых пятерых убили свиньи, один погиб во время мятежа в Аттике, а трое - подобно ей - были беженцами без родины. Пока она глядела на черные слова на бумаге, имена и лица крутились в ее сознании. Она видела их в замочную скважину: Беделия Морз, Гэри Лейстер, Чин-Чин Омара, Джеймс Ксавье Тумбе, Акитта Вашингтон, Дженетт Сноуден, Санчо Клеменца, Эдвард Фордайс и их командир, Джек Гардинер - Лорд Джек. Она знала, кто умер от легавой пули и кто все еще хранит верность подпольному братству, но кто написал послание? Она открыла выдвижной ящичек и пошарила в нем, ища календарь, который она получила по почте в рекламе мебельного магазина. Дни сменяют друг друга, словно белые квадратики. Сегодня двадцать третье января. В этом месяце тридцать один день. Восемь дней на дорогу. "Встречаемся там, 18/2, 14.00". Она никак не могла сосчитать, кислота и собственное возбуждение не давали думать. Успокойся, успокойся. Руки были скользкими. Двадцать шесть дней до встречи. Двадцать шесть. Двадцать шесть. Она произнесла эти слова нараспев, как успокаивающую мантру, но и в этой мантре вызревали опасности. Это мог быть сам Джек, пытающийся собрать то, что осталось от Штормового Фронта. Она мысленно видела его - белокурые волосы, дико развевающиеся на ветру, и глаза, поблескивающие праведным огнем, коктейли Молотова в обеих руках и пояс с пистолетами на талии. Это мог быть Джек, и он ее зовет. Зовет, зовет...