Борис Акунин: Фантастика

Но сник Роб перед лицом прямой агрессии. Повел себя, как полный кретин: покраснел, вскочил и под всеобщий хохот выбежал вон. То есть фактически признал, что он червяк, гопник, онанист. При всех, при Регинке!

Как после этого жить? – спросил Роб у своего отражения. Оно по-мефистофельски скривилось, заколыхалось – это машину качнуло на ухабе.

По радио вялый интеллигентский голос нудил какую-то рифмованную тягомотину, из Пушкина что ли.

Автобус снизил скорость на повороте, потом ни с того ни с сего вдруг вильнул в сторону, да так резко, что Роб приложился лбом об стекло.

Серый дернулся от неожиданной, шальной мысли.

А если самого Рожнова отметелить?

Ясное дело, не в одиночку.

Если Мюллера попросить, а?

А чего. Что Рожнов срок мотал, это Мюллеру по фигу, он и сам в колонии отсидел.

И взрослого мужика Мюллеру уделать не штука. Особенно если вместе с пацанами из команды.

Вот на прошлой неделе случай был.

Шли они, «зонтовские», из Лесгородка по бетонке: Мюллер, Серый, Бухан и Лёха с Пищиком. Вдруг видят – «жигуль» на обочине, с московским номером, и дядька раскорячился, колесо меняет. А время к вечеру, на дороге никого.

Мюллер говорит, шепотом:

– Зольдатен, лопатник видали?

У мужика и вправду из заднего кармана бумажник торчал, крокодиловой кожи. Или, может, черепаховой – короче, богатый лопатник, блестящий.

– Пищик, Лёха, Серый, в кусты! – скомандовал Мюллер. – Бухан, отстал на десять метров.

И пошел к машине, не спеша, вразвалочку.

Серый из кустов смотрел – сердце колотилось. Неужто в натуре на гоп-стоп мужика возьмет? Это ведь не у пацанят возле школы гривенники трясти, это статья, «разбой» называется.

А москвич, хоть и оглянулся на звук шагов, но ничего такого не подумал. Мюллер собой не ахти какой страшный: рыхлый такой белобрысый пацанок, коротко стриженный, во всем черном. На шпану не похож.

Настоящая фамилия у старшого «зондеркоманды» была Мельников, по-немецки «Мюллер», как в кино про Штирлица. Он был задвинут на фрицах. Себя велел звать «группенфюрером», язык сломаешь. Пацанов с Куйбышевской улицы всегда называли «зонтовскими» – из-за кафе «Дружба», где летом на улице зонты выставляют. Так Мюллер переделал по-своему, сказал: «Мы теперь будем не зонтовские, а зондеркоманда, ясно?» «Зондеркоманда», конечно, красивее, кто спорит.

Короче, подходит Мюллер к дядьке, остановился, сказал ему чего-то или, может, спросил. Мужик, не оборачиваясь, ответил. Тогда Мюллер как размахнется – и хрясь ребром ладони по наклоненной шее. Тот так и шмякнулся мордой в бампер. А сзади уже Бухан подлетел, и ногой, ногой.

Когда Серый с остальными подбежали, лопатник был уже в руках у Мюллера, а Бухан дядьку за щиколотки выволакивал – тот с перепугу под тачку полез.

Мюллер документы раскрыл, прочел вслух фамилию, имя-отчество, адрес.

– Гляди, – говорит мужику, – мусорам стукнешь, тебе капут.

А по дядьке видно было, что никуда он не стукнет – до того перетрухал. Только канючил:

– Ребят, паспорт с правами отдайте, а?

Дал ему Мюллер вместо паспорта ботинком по ребрам, кинул выпотрошенный лопатник, и все дела.

После поделил бабки, целых пятьдесят пять рублей: тридцатник себе взял, пятнадцать рублей Бухану. А Лёхе, Пищику и Серому чирик на троих. Еще и сказал:

– Эх вы, шестеренки. Прибежали на готовое. Фольксштурм какой-то, а не зондеркоманда. Один Бухан – боец, и у того вместо башки кастрюля.

Что такое «фольксштурм», Серый не знал, но что в городе «зонтовские» числились не в большом авторитете, это факт. И пацанов маловато, и настоящих быков среди них нет. Бухан, хоть и здоровый, но тупой, что правда, то правда. А Мюллер, конечно, знает всякие приемчики типа ребром ладони по шее, но против таких бойцов, как «сычовский» Репа, кишка у него тонка, не говоря уж про Штыка с его «вокзальными».

Однако вломить гаду Рожнову, чтоб не беспредельничал, это Мюллеру раз плюнуть. А уж Серый отработает, отблагодарит.

Эх, раньше надо было додуматься. Стыд мешал. Как расскажешь, что отчим его, шестнадцатилетнего парня, лупцует ремнем по голой заднице и гоняет «под нарами» спать?

Только сейчас Серому стало не до стыда – жизнь приперла. Очень уж страшно было домой возвращаться.

Надо в котельную заглянуть. Может, пацаны еще там трутся. Если уже разошлись, придется к Мюллеру на квартиру идти. Это хреново. Батя у Мюллера солидняк, директор мебельного магазина, не разрешает сыну с шпаной водиться. Разозлится группенфюрер, а что делать? Хоть в петлю лезь.