Журнал «Если» - «Если», 2011 № 12

Изображение на обоих мониторах исчезло. Чуров вполголоса чертыхнулся.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Вернее, плохо, очень плохо. А что с мобильными разговорами?

— Там все еще хуже, — покачал головой оператор. — Было всего три звонка, и все с разных номеров. Он даже трубки использует разные, чтобы мы не вычислили IMEI-код телефона.

— Так… — Чуров прошелся по узлу связи, тут же уперевшись в стену — комнатка была тесная. — Разговор записали хоть?

— Естественно. Но там треп один, ничего нового.

— Давайте прогоним разок. Может, ухватим ниточку.

Чуров присел у мониторов и, нацепив очки, очень внимательно прослушал разговор Сергея и Лены. Как и говорил оператор, ничего нового или полезного он не услышал.

— Ну-ка, перемотай на пять секунд, — заинтересовался вдруг Чуров. — Еще чуть… еще… Вот!

Запись остановилась на моменте, где Гордин чуть наклонил голову, и за его спиной стал виден фрагмент настенного календаря.

— Вот этот участок, — показал Чуров, — нужно увеличить.

— Увеличить-то можно, но толку… — усомнился оператор, но полковник прервал его.

— Делай!

Теперь уже все увидели — на календаре чернела расплывчатая надпись фломастером: «Жанна 8-965-56…». Остальное разобрать не удавалось.

— Ну вот! — воскликнул Чуров. — Уже есть с чем работать! Шевелитесь, занимайтесь. О результатах доложите завтра.

Свой первый рабочий день Гордин начинал со смешанными чувствами. С одной стороны, ему было любопытно развеять скуку ожидания этой работой, пообщаться с людьми.

В то же время никакое общение в его планы не вписывалось. Нужно было только одно — сидеть максимально тихо и не высовываться.

В воротах больницы навстречу Гордину шагнул очень странный молодой человек. На нем была панама с грубо измалеванной звездой, в руках он держал кривое деревянное ружье. На вид ему было около двадцати лет.

— Стой! Не положено! — строго объявил он. — Документы!

Вход незнакомец перекрыл своим ружьем, как шлагбаумом. Сергей заглянул ему в глаза и убедился, что у парня явно не все дома.

— Да уйди ты! — Гордин попытался оттеснить его, но тот оказался неожиданно сильным.

— Не положено! Документы! Вертай назад!

Сергей подналег, отталкивая парня, но вдруг не удержался и сам упал прямо в пыль. В это же время из дверей больницы показалась Елизавета с тазиком стиранного белья.

— Данька! Черт глумной! А ну, отстань! — крикнула она и кинула в него мокрую тряпку.

— Не положено. Запрещено, — забурчал парень, но послушно, с виноватым видом ушел в глубь двора и тут же принялся искать шампиньоны под старыми кленами.

— Испугался? — рассмеялась Елизавета.

— Испугаешься тут… — пробормотал Гордин, отряхивая джинсы.

— Данька у нас герой! А вообще он смирный. Ходит, бродит, играется. Пока баба Нюра, мамашка его, жива, она ему сопли подтирает, да только надолго ли? Сама уже одной ногой на том свете, еле ползает. Хотя и не старая, пятьдесят пять годочков только справила.

— Можно ведь в интернат его сдать…

— Может, и сдадут, — вздохнула Елизавета. — Только баба Нюра не хочет. Она думает, его там обижать будут. Говорит: жить надо кровинка к кровинке, тогда хорошо. Если б он хоть помогал ей… Двадцать лет — толку нет. Мешок картошки донести не может, стоит столбом…

— А отец-то где? Умер?

— Да кто ж его знает где. Бабы Нюры муж — он все по тюрьмам да по ссылкам. Раз было — освободился, приехал с дружками. Всю ночь дома куролесили, а утром след простыл. Баба Нюра только на второй день людям показалась — вся побитая, зареванная. Ничего не сказала. Так и молчала девять месяцев как блаженная. А пузо-то росло. Ну, а как Данька появился — вроде оттаяла. Уж сколько она с ним возилась, по врачам таскалась — а он, видишь, какой. Ну ладно, заболтались. Иди работать.

Зайдя в душный больничный коридор, Гордин вдруг остановился. Поразмышляв всего несколько секунд, он вернулся во двор. Там нашел глазами Даньку, который из-за бревна целился своим ружьем в кур, и помахал ему рукой.

— Эй! Иди-ка сюда.

Данька вскочил с виноватым и испуганным видом.

— Чего, дядька?

— Пошли со мной.

— А куда? А зачем?

Данька настороженно подошел к Сергею.

— Пойдем-пойдем, дам тебе таблетку волшебную, — Гордин взял его за плечи и завел в коридор.

— Дядька, не надо!

— Надо-надо! Съешь таблетку — самый сильный будешь!

В массажной комнатке Гордин усадил Даньку на стул. Тот нервничал. Вдруг начал в голос плакать.