Эдгар Берроуз - Тарзан и потерянная империя

- А если мы победим, нас выпустят на свободу? - спросил фон Харбен.

- Не победим, - ответил Маллиус Лепус. - Об этом уж позаботится Фульвус Фупус, можешь не сомневаться.

- Это ужасно, - произнес фон Харбен.

- Боишься смерти? - спросил Маллиус Лепус.

- Да нет, - ответил фон Харбен. - Я беспокоюсь о Фавонии.

- Хорошо бы кто-нибудь побеспокоился о нас, - промолвил Маллиус Лепус. - Моя дорогая кузина была бы счастлива умереть, лишь бы не выходить за Фульвуса Фупуса.

- Я чувствую себя таким беспомощным, - продолжал Харбен. - Один, без друзей, даже Габулы нет, моего верного слуги.

- А, вспомнил, сегодня утром его разыскивали! - воскликнул Лепус.

- Разыскивали? Разве он не за решеткой?

- Был, но вчера вечером его вместе с другими пленниками вывели готовить арену. По слухам, он скрылся, воспользовавшись темнотой, во всяком случае, его ищут.

- Здорово! - обрадовался фон Харбен. - При мысли, что он на воле, мне сразу стало лучше. Где же он скрывается?

- Каструм Маре плохо охраняется вдоль берега, но зато само озеро и крокодилы - не менее надежная преграда, чем созданные легионерами заслоны. Габула мог перелезть через стену, но скорее всего он прячется на окраине города, найдя пристанище у других рабов или, может, у самого Септимуса Фавония.

- Хочется верить, что бедолаге удалось бежать отсюда и вернуться домой, к своим. Маллиус Лепус покачал головой.

- Исключено, - сказал он. - Хоть вы и спустились по отвесной скале, но вернуться той же дорогой невозможно. Даже если он нашел бы проход во внешний мир, то угодил бы в руки солдат Кастра Сангвинариуса или в руки чернокожих варваров из близлежащих деревень. Нет, Габуле ни за что не убежать!

Время пролетело быстро, и вскоре за пленниками явилась стража и повела их на арену.

Колизей был битком набит зрителями, ложи патрициев также были переполнены. Цезарь Востока восседал с надменным видом на роскошном троне в тени балдахина пурпурного цвета. Септимус Фавоний сидел в своей ложе, понурив голову, в обществе жены и дочери. Фавония не спускала глаз с двери, из которой выходили участники игр. Увидев своего кузена Маллиуса Лепуса и Эриха фон Харбена, она вздрогнула и на мгновение закрыла глаза.

Выстроившись в колонну, бойцы строем двинулись по белому песку к ложе цезаря, чтобы выслушать его напутствия. Вместе с Маллиусом Лепусом и фон Харбеном здесь находились двадцать политических заключенных, принадлежащих к классу патрициев. За ними шагали профессиональные гладиаторы, суровые и безжалостные, чье призвание заключалось в том, чтобы убивать или быть убитым. Колонну возглавлял развязно державшийся гладиатор, пятикратный победитель игр и, соответственно, любимец публики, которая встретила его взрывом аплодисментов.

- Клавдий Таурус! - слышалось со всех сторон. В свое время Эриху фон Харбену не раз доводилось читать описания игр Древнего Рима, которые не могли оставить его равнодушным. Он часто представлял себе Колизей, многотысячные толпы зрителей, поединки на белом песке арены, но лишь сейчас осознал, насколько реальность отличается от его фантазий. Картины, возникавшие в воображении фон Харбена, были статичны, подобно стоп-кадрам. Так, ему представлялось, что зрители должны следить за происходящим на арене молча, застыв в неподвижности. А когда трибуны выносят свой приговор, указывая большим пальцем вниз, то главные действующие лица безмолвно замирают.

Насколько же все оказалось иначе! Переполненные трибуны пребывали в непрерывном движении, ежесекундно менялась калейдоскопическая мозаика бесчисленных красок и оттенков, в воздухе стоял гул голосов и неприятный запах множества человеческих тел.

Эрих заметил, что по шее шедшего перед ним патриция заструился пот. Переведя взгляд на Клавдия Тауруса, он отметил, что тот был одет в выцветшую тунику, и что его волосатые ноги заляпаны грязью. Фон Харбену всегда казалось, что у гладиаторов тело должно быть гладким, точеным. Клавдий же вызывал у него отвращение.

Колонна выстроилась перед ложей цезаря. От запаха стоявших с ним рядом чернокожих фон Харбену едва не сделалось дурно. Стояла страшная жара. Все вызывало у фон Харбена раздражение. Он не мог понять, почему все происходит так буднично и прозаично. Неужели и в Древнем Риме было так же?

Подняв глаза на императорскую ложу, он увидел человека в праздничном одеянии, восседавшего на резном троне. По бокам стояли полуобнаженные негры, обмахивающие сидящего опахалами.