Барри Лонгиер - Операция «Страх»

Скелет рядом со мной кивает в знак согласия: «Конечно, нереально…»

Отворачиваюсь от пруда и кричу останкам Паркса, раскиданным поодаль: «Паркс! Скажи то же самое!»

Никакой реакции. Стало быть, Паркс…

Снова вглядываюсь в воду…

Следуя за тушей Миклинна по коридорам административного здания, я был готов отказаться от назначения. Об экспедиции на Д’Маан я не знал ровным счетом ничего, кроме того, что во главе ее поставили Миклинна. И этого для меня было вполне достаточно.

Когда мы выбрались на воздух, от окружающих внутренний дворик искристо-белых колонн отделилась долговязая фигура и, сделав два-три шага, застыла перед Миклинном. На фигуре была форма со штабными нашивками. Миклинн, отбросив огрызок сигары, ткнул в меня пальцем.

– Паркс, корпус сплавил нам этого школяра на вакантное место психолога.

Долговязый улыбнулся - улыбка у него была добрая, но какая-то невеселая.

– Как вас зовут?

– Дин.

Миклинн резко повернулся ко мне.

– Теперь изволь ответить на мой вопрос!

– Какой еще… - нахмурился я.

– Ты педик или святоша? Кровь бросилась мне в лицо.

– Какое ваше собачье дело!..

Миклинн упер указательный палец мне в грудь.

– Мне до всего есть дело, школяр. Или ответишь, или проваливай.

– Черт побери, Миклинн, я уйду или останусь, когда сам того захочу! Он уставился на меня крошечными глазками, затем решил:

– Убирайся на все четыре стороны, школяр. Обойдусь без тебя. Я выпятил челюсть.

– Вы тут не главнокомандующий. Захочется уйти - уйду. Пока что предпочитаю остаться.

Палец вновь уперся мне в грудь.

– Сматывайся, школяр, пока я не вышел из себя!

– И не подумаю, жирный боров!..

Наверное, безумие у меня в крови: я размахнулся и погрузил кулак в его огромный живот. Кулак ушел вглубь сантиметров на шесть, затем уперся в неподатливую стену мускулов. По-моему, Миклинн и бровью не повел, а просто, даже не поднимая руки, впечатал ее мне под дых. Когда у меня в голове чуть прояснилось, оказалось, что я лежу распластанный, судорожно сжимая горящие внутренности.

Глянув на Паркса, Миклинн сообщил:

– Я наконец нашел Аранго. Надо его вызволить.

– Где он? В тюрьме?

– Где же еще!

Он собрался уходить, однако Паркс успел показать на меня и спросить:

– А с этим что делать?

Миклинн притормозил, полуобернулся, потер подбородок и бросил через плечо, уходя:

– Внеси его в списки, Паркс. Клоун, предрасположенный к самоубийству, нам всегда пригодится.

Вижу, вижу! Вижу его, и вижу его страх. Да, Миклинн тоже способен испытывать страх. Ребенок из бедной семьи, отец - безработный, мать пьет горькую, брата посадили. Все они неудачники. Вот чего страшится Миклинн - потерпеть неудачу. Он пронес этот страх через колонию для малолетних - там были ребята старше и сильнее его, а он все равно побеждал их. Принимать вызов судьбы, ставить перед собой все более сложные задачи, неустанно доказывать, что он не неудачник, - и всегда побеждать. Он никогда не проигрывал, и тем не менее его гложет навязчивый страх проиграть. Видит ли он самого себя столь же ясно, как я вижу его? Слезы текут у него по лицу, он простирает ко мне руки: «Прекрати это! Прекрати!..»

Отвожу взгляд от пруда и от пламени в небе. Паркс - живая душа, распростертая на пористой почве. Решение посвятить себя Богу, посвящение в сан, назначение капелланом в космический корпус - и затем он отверг все это. Комплекс вины. Смилуйся, комплекс вины! Паркс верит, что происходящее сейчас - его кара. Заслуженное наказание. И комплекс переходит в страх - что если, отказавшись от Бога, он был не прав? Как ни съеживаюсь, все равно чувствую дыхание жара с небес. «Паркс! Паркс!..»

В тот вечер, вскоре после того как я оформил бумаги в связи с вылетом и получил свой диплом, мы с Парксом сидели на куче оборудования на Базе девятого сектора, примыкающей к территории академии. Солнце планеты Масстоун прожигало все вокруг, кроме Паркса, который вроде бы и не замечал жары. Какое-то время он присматривался ко мне, потом оглянулся по сторонам и тогда уже рискнул высказаться:

– Этот настойчивый вопрос насчет педиков и святош… тут дело глубже, чем кажется.

Я фыркнул, скрестив руки на груди.

– По-вашему, Миклинн - безгрешная душа, благородное просветленное сердце?

Паркс, осклабившись, покачал головой.

– Нет, сэр, ничего подобного. По-моему, Миклинн - ханжа, самый отъявленный, какого я когда-либо видел. Но при том он искренне не хочет, чтобы чьи бы то ни было слабости отразились на результатах экспедиции. Д’Маан - проблема особого рода. Неспроста среди нас нет ни одной женщины.